Зарегистрирован: Aug 2006
Откуда: Berlin, Germany
Сообщений: 1008

Да..........еще до знакомства покойного ныне Бориса Хмельницкого с его будущей супругой, актрисой Марианной Вертинской, такое вот пророчество Высоцкого:

"Сколько вырвано жал,
Сколько порвано жил!
Свет московский язвил,
но терпел.
Год по году бежал,
Жаль, что тесть не дожил -
Он бы спел:
«Внученьки, внученьки,
Машенькина масть!
Во хороши рученьки
Дай вам Бог попасть!»

975, осень."

__________________
И.Х.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Jan 2007
Откуда: Германия
Сообщений: 901

Сегодня посмотрела фильм"Гамлет", где роль Гамлета играл Лоренс Оливье. Впечатлил этот фильм, как здорово актер передовал характер Гамлета, как играл, очень интересно. Теперь у меня два любимых актера в роли Гамлета, театральный- В. Высоцкий, кино-Л .Оливье.

Наташа прикрепил это изображение:

__________________
Лев Дуров самый замечательный артист спасибо что Вы есть.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Jan 2007
Откуда: Германия
Сообщений: 901

И конечно-же В.Высоцкий в роли Гамлета...

Наташа прикрепил это изображение:

__________________
Лев Дуров самый замечательный артист спасибо что Вы есть.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Feb 2006
Откуда: Москва
Сообщений: 432

quote:

---

Исходное сообщение от Наташа
Сегодня посмотрела фильм"Гамлет", где роль Гамлета играл Лоренс Оливье. Впечатлил этот фильм, как здорово актер передовал характер Гамлета, как играл, очень интересно. Теперь у меня два любимых актера в роли Гамлета, театральный- В. Высоцкий, кино-Л .Оливье.

---

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Aug 2006
Откуда: Berlin, Germany
Сообщений: 1008

Наташ, с праздником Вас, нашим Женским Днем.

Примите подарок от меня Вам, ну и конечно, всем нам. Что может быть проникновеннее и честнее этих строк? -

http://www.youtube.com/watch?v=ATuzUY2YlbA

Ира

__________________
И.Х.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Jan 2007
Откуда: Германия
Сообщений: 901

Ирина, большое спасибо за поздравления и за такой замечательный подарок!!! Обожаю эту песню!!!!
И конечно-же вас тоже с праздником!!!

http://de.youtube.com/watch?v=V0nA5...feature=related

Примите этот подарок...правда не по теме Высоцкого, но все же!

__________________
Лев Дуров самый замечательный артист спасибо что Вы есть.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Mar 2008
Откуда: Екатеринбург
Сообщений: 70

Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.

Детям вечно досаден
Их возpаст и быт,-
И дpались мы до ссадин,
До смеpтных обид.
Hо одежды латали
Hам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от стpок.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Пpинимавшие вой,
Тайну слова "пpиказ",
Hазначенье гpаниц,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.

А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.

И злодея следам
Hе давали остыть,
И пpекpаснейших дам
Обещали любить,
И, дpузей успокоив
И ближних любя,
Мы на pоли геpоев
Вводили себя.

Только в гpезы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.

Испытай, завладев
Еще теплым мечом
И доспехи надев,
Что почем, что почем!
Разбеpись, кто ты - тpус
Иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус
Hастоящей боpьбы.

И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его - не тебя,-

Ты поймешь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забpал:
Это - смеpти оскал!
Ложь и зло - погляди,
Как их лица гpубы!
И всегда позади -
Воpонье и гpобы.

Если, путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,-
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если pуки сложа
Наблюдал свысока,
И в боpьбу не вступил
С подлецом, с палачом,-
Значит, в жизни ты был
Ни пpи чем, ни пpи чем!

__________________
Арфы нет, возьмите бубен! От винта!

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Mar 2004
Откуда:
Сообщений: 2938

Глава из книги "Одолевая радостью страданья".

ВСТРЕЧИ С ВЛАДИМИРОМ ВЫСОЦКИМ

В моей памяти существуют два образа Владимира Высоцкого. Один — знаменитый бард, владевший всенародным эфиром почти два десятка лет, поэт-гражданин, «грудью шедший вперед», человек, все более становящийся легендой. Второй, а по времени знакомства -первый — образ более скромный, человеческий, теплый, сотканный из плоти и крови, образ Владимира Высоцкого из 960 года.
Тогда, в теплое солнечное лето шли пробы на фильм «Иваново детство». А.Тарковский пригласил попробоваться на роль капитана Холина молодого артиста Театра им. А.С. Пушкина, мало кому тогда известного Владимира Высоцкого. Распространение его песен и слава были еще впереди.
Мы познакомились на Мосфильме в фуппе Тарковского. Сблизились в репетициях и на съемочной площадке. Время стерло детали, подробности, оставило лишь основное: образ серьезного, профессионального, самозабвенно относящегося к делу артиста. Партнерский контакт установился мгновенно: мосты между нами навел, на правах старшего, Владимир. Оба мы были в равпо-шатком положении, в которое ставит актеров унизительная процедура кинопроб: мы оба не знали, утвердит ли нас Тарковский или нет. К концу кинопроб мы с Владимиром стали друзьями. Вместе разгримировались, поливая друг друга теплой водой; вместе переоделись в костюмерной в свои одежды, вышли за ворота студии.
День был солнечный, всего 4—5 часов по полудню. В нас обоих еще не остыл эмоциональный, творческий накал.
— Поедем в сад «Эрмитаж», — предложил мой партнер.
— Поедем.
По тексту кинопроб мы обращались друг к другу на «ты», и это само собой перетекло за пределы кадра. Из-за своей отроческой застенчивости я трудно сходился с окружающими, но с Владимиром сошелся с разлета, словно всегда знал этого доброжелательного, внимательного, простого человека.
Я не могу вспомнить, о чем мы говорили, гуляя по саду. Помню лишь, что мой новый друг заинтересованно расспрашивал меня о моей жизни, помню его внимательное, уважительное отношение ко мне.
Мы присели за столик в открытом кафе. Володя купил мороженого, открыл бутылку шампанского, и мы отпраздновали наше знакомство. Я чувствовал себя совсем взрослым, хотя мне было всего 4 лет. Я обрел старшего друга. Володя часто брал меня с собой в Театр Пушкина на спектакли, в которых он был занят. Сидя в зале, а иногда даже за кулисами, я с волнением ожидал кратких, эпизодических появлений на сцене моего друга, и мне казалось, что друг мой играет лучше всех. В театр Володя водил меня через служебной вход, на правах «младшего брата». Он знакомил меня с таинственной сумеречной жизнью кулис. Пока мой друг готовился к спектаклю: одевался и гримировался, я сидел в его гримуборной еле дыша и впитывал процесс приготовлений, слушал разговоры Володи и его партнеров.
Осенью нашим встречам с моим другом положил конец мой отъезд из Москвы в киноэкспедицию с группой «Иваново детство». Вместо Володи на роль капитана Холина Л. Тарковский утвердил актера Валентина Зубкова.
Так закончился первый период знакомства с В.Высоцким — период, сформировавший и определивший наши отношения на два десятилетия.
И сегодня, вспоминая Высоцкого, я вижу прежде всего его образ 960-х годов: образ молодого, обаятельного парня с хрипловатым голосом, так странно сочетавшимся с теплыми, ласковыми глазами, с его сердечностью и простотой. Внимательный, заботливый, интеллигентный, даже немного стеснительный в дружбе. Я не могу вспомнить проявлений агрессивности к окружающим, напротив, помню лишь предельную доброжелательность Владимира к людям.
Вскоре имя Высоцкого стало частенько произноситься в различных компаниях. В осенние киноэкспедиционные вечера, в каневской гостинице над Днепром, Андрей Тарковский и Андрей Кончаловский пели под гитару песни начинавших заявлять о себе В.Высоцкого, Б.Окуджавы, Геннадия Шпаликова. Имя Высоцкого вместе с записями его песен широко разносилось по стране. Долгое время я не мог поверить, что автор этих лихих песен — мой друг Володя. Я не мог увязать воедино образ нежного человека с необузданным, неистовым темпераментом, взрывающим его песни.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Mar 2004
Откуда:
Сообщений: 2938

Прошло несколько лет, на протяжении которых мы ни разу не встречались. Владимир Высоцкий становился кумиром публики, стал ведущим артистом в Театре на Таганке, его песни звучали всюду, где имелись магнитофоны, он женился на Марине Влади.
Наконец наши кинематографические тропы пересеклись на съемках фильма «Служили два товарища». Владимир играл в картине одну из главных ролей поручика Брусенцова. Меня пригласили на крохотный эпизодик прапорщика Лукашевича, которого по ходу действия убивает герой Высоцкого. В съемочной суете общение наше вышло беглым и поверхностным. Мы вместе облачались в костюмерной в белогвардейские мундиры; гримировались в соседних креслах, переговариваясь о чем-то незначительном. Окруженные посторонними людьми, мы не могли начать сближение. И в сцене мы были разведены по разным концам комнаты, не сходились ближе чем на расстояние пистолетного выстрела. Во втором кадре я уже лежал на полу, изображая труп, а Высоцкий произносил надо мною какие-то фразы. Мое краткое участие в этой картине завершилось. Съемочный водоворот повлек Высоцкого к следующему кадру. Второпях простившись, мы договорились, что я приду к Володе в театр на его «Гамлета».
Вскоре мы созвонились, договорились встретиться за полчаса до начала спектакля. И снова поражая меня своей простотой, пунктуальностью и внимательностью, Владимир, уже знаменитый на всю страну как бард и киноактер, ровно в условленное время вышел ко мне из дверей служебного входа и на глазах взирающей на него толпы протянул мне билеты в первый ряд. Помню, что от спектакля я остался не в восторге, покинул зал с ощущением поверхностного прочтения театром Шекспира, казалось, что все игралось актерами «мимо текста»: пробегалось, пробалтывалось. По окончании спектакля я не стал впопыхах говорить Владимиру о своем впечатлении, поблагодарил его и мы договорились созвониться, встретиться и поговорить подробнее.
Наша следующая, неожиданная встреча произошла не так скоро. Это случилось в гостях у художника Бориса Мессерера и Беллы Ахмадулиной. Переступив порог, я увидел сидящих за столом Володю и его жену Марину Влади. Это был единственный раз, когда мне довелось видеть их вместе. Знакомя нас с Мариной, Владимир нашел в мой адрес какие-то сердечные слова, обнаруживающие сохранность в его душе прежнего теплого отношения ко мне. Дорогой для меня миг, подтверждавший неизменность нежной сути моего «старого друга».
В мастерской было много гостей. На протяжении всего вечера нам так и не удалось сблизиться еще раз, снова не удалось поговорить, Я издали с интересом наблюдал за Володей, пытаясь уяснить, каков же он в нынешних «предлагаемых обстоятельствах», и находил его прежним: естественным, простым; да разве что более тихим, скромным, возвышенным. Владимир не думал брать в руки гитару, и никто не смел ему этого предложить. Во весь вечер он, кажется, так и не отошел от своей жены: сидел подле псе, говорил с ней, отвечал на вопросы обращавшихся к нему.

И снова мы расстались на несколько лет. Наши судьбы текли по разным руслам: мы жили в одном городе, в одном кинотеатральном мире и не могли соприкоснуться. Слава Высоцкого крепла год от года, но крепла и опала на непокорного поэта. е раз я слышал, что Володю не утвердили то на одну, то на другую роль. Груз внешних обстоятельств давил все сильнее, но Владимир не отступал от своего лица, продолжал грудью идти вперед, бесстрашно возделывать свою целину.
Жизнь столкнула нас еще раз. В «Маленьких трагедиях» мы снимались в двух разных новеллах: Володя играл Дона Гуано, я — Альбера в «Скупом рыцаре». И все же дороги наши пересеклись. Как и много лет назад, мы вместе вышли за ворота студии. День был непогожий, время приближалось к полуночи. Володя предложил подвезти меня до дома. Мы сели в его красивую французскую машину с дипломатическим номером и помчались ПО ночной Москве. Какое-то время ехали молча. Боялись нарушить тишину незначительностью вопросов. Молча изучали, разведывали друг друга; нащупывали под наносной шелухой «имиджа» сокровенное человеческое существо. Комфортабельная машина, дубленка, громкое имя, известное не только у нас в стране... Оболочка... «А что там, внутри?.. Каким ты стал за эти годы?..» Мы оба, кажется, искали ответа на эти вопросы. Именно это пытливое молчание приносило нам ответ. Не было поверхностных фраз, болтовни, элитарной пошлости, выпячивания своего «я», всего того, чем грешит современный «творческий мир». Володя был прежним: доброжелательным, деликатным, нежным человеком. Цинизм товарно-денежного бытия никак не коснулся его души.
Беседа завязалась сама собой. Мы начали говорить о чем-то. самом важном для нас. В память врезались слова Владимира:
— Сейчас приеду домой и буду писать. Это — как закон: в каком бы состоянии я ни был, как бы ни устал — я должен написать три песни.
Мы тепло простились. Договорились о скорой встрече, когда, наконец, мы сможем обо всем поговорить.
Больше увидеться нам было не суждено.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

«Он человек был в полном смысле слова»…Человек, готовый помочь всем и каждому,- а особенно тем, кто занимался изучением жизни и творчества Владимира Высоцкого. И всегда давал больше, чем просили…А это признак благородного человека.
Игорь входил в группу друзей В.В. ,которых приглашал Ю.П.Любимов для обсуждения первого варианта сценария спектакля «Владимир Высоцкий». На первой встрече Юрий Петрович сказал, что трудно будет делать спектакль о Володе с людьми, многие из которых его не любили.
И.Шевцов любил Высоцкого и очень много сделал – вместе с Всеволодом Абдуловым – для сохранения творческого наследия В.В. Именно Игорь Шевцов 26 июля 80 го перепечатал последнее стихотворение В.Высоцкого, которое потом в тысячах экземпляров разошлось по всей стране –которая тогда называлась СССР. Он был одним из составителей первого солидного сборника «Владимир Высоцкий «Песни и стихи».
Игорь был тем человеком, который первым нашел – а по сути спас - многие кино и видео материалы о Высоцком. По существу, И.Шевцов был главным создателем кино-программы «Творческий поиск Владимира Высоцкого». Без его контактов и связей – а главное без его энергетики и трудоспособности – был бы невозможен перевод видеозаписей на кинопленку – а значит и само существование программы. В этой программе - в не самые свободные времена - задолго до телепрограмм Н.Крымовой и Э.Рязанова Высоцкий пел свои песни. Тогда это был прорыв к свободе.
Игорь – один из очень немногих – откликнулся на просьбу Марины Влади написать воспоминания о Владимире Высоцком. Он сделал это в августе 980 г. – и это один из лучших материалов в мемуарной литературе о В.В. Кроме того, Игорь помогал Юрию Карякину в работе над знаменитой статьей «По чьей вине…»
Игорь Шевцов трагически погиб в автокатастрофе 30 ноября 2003 года. Он как будто предчувствовал свою смерть, много говорил об этом. Незадолго до трагедии он передал свое собрание видеоматериалов о ВВ Дмитрию Чацкому.

В. Перевозчиков

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

Я не был ни другом, ни даже многолетним приятелем Владимира Высоцкого, знал его последние семь месяцев. Так и надо отнестись к этим заметкам - как к наблюдениям человека "со стороны".
Память возвращает изображение скупо и неохотно, как при прояв¬лении фотографической карточки: сначала неясные контуры, потом все больше, больше... Но все-таки - только то, что есть, и ничего кроме.
Летом 78-го я приехал на Одесскую киностудию: обсуждали мой сценарий. Томясь бездельем, бродил по полупустому павильону, пока не вспомнил, что здесь где-то должен сниматься Владимир Высоцкий. И вдруг захотелось... (хотел написать: просить его сделать песни для сценария, но если быть честным, то это был лишь повод познакомить¬ся). В павильоне стояла декорация интерьера МУРа 46-го года (для "Эры милосердия"). Никого не было. Потом стали появляться люди. Пришел Конкин. Скоро, почему-то громко стуча сапогами, появился Владимир Высоцкий, хмурый, сосредоточенный, замкнутый. Я под¬ошел:
- Владимир Семенович, у меня к Вам просьба...
- Да?!
Ответил резко, почти грубо. Во взгляде настороженность, почти открытое недоброжелательство. В общем, понятно: могу себе предста¬вить, как его одолевают поклонники обоих полов. Человека популяр¬ней в стране, кажется, нет. Первое впечатление от моего приезда в Петропавловск-Камчатский пару лет назад - орущий в динамик надо¬рванный баритон прямо в аэропорту.
- Дело идет о песнях для сценария...
Молчит, выжидает с плохо затаенным нетерпением.
- Хорошо, после смены подойдите.
- К сожалению, не смогу. Может быть завтра?
- Ладно, завтра...
"Завтра" я не подошел, раздумал, не стал приставать.
Летом 979 года на Киевской киностудии снимался фильм, где я был одним из авторов сценария. Фильм о войне, об армейской развед¬ке. Нам очень нужна была песня. Ну кто еще, как не Высоцкий?
С трудом, после опроса десятка "близко знающих" Высоцкого (а кто его не знал "близко"!) получил номер домашнего телефона. Однажды вечером позвонил.
В телефоне - узнаваемый низкий голос, который обладатель его старательно и, как потом я имел возможность наблюдать, безуспешно пытается изменить.
- Будьте любезны Владимира Семеновича.
После паузы - настороженно:
- А кто говорит?
Называюсь, добавляя, что моя фамилия все равно ничего не скажет.
- А в чем дело?
Объясняю, в чем дело.
Вероятно успокоенный, что - не поклонник, Высоцкий меняет тон, и голос становится естественным.
- О чем картина?
- Армейская разведка, 44 год... Не могли бы Вы сняться?
- Игорь, я сейчас не собираюсь сниматься в кино, отказался от нескольких предложений. У меня совсем другие планы, так что вряд ли смогу быть Вам полезен... Хорошо, принесите сценарий, - вдруг добавил он, - адрес знаете?
И быстро продиктовал адрес.
Я отвез сценарий и, выждав несколько дней, снова позвонил.
- А, Игорь? Нет, знаете, я вообще сейчас отказываюсь от всех пред¬ложений - хочу год отдохнуть, не сниматься. Потом я только что сделал роль в "Эре милосердия" - это похоже. Нет смысла повторять¬ся...
- Владимир Семенович, ну а песни напишете?
- Нет-нет, ничего писать не буду. А вот у меня есть "Песня о конце войны". Если подойдет - берите.
- Конечно, подойдет. А как ее прослушать?
- Ну, позвоните... Она куда-то затерялась, я поищу текст...
Все как-то очень неопределенно и мало надежно.
- Владимир Семенович, у меня есть предложение... - говорю не торопясь, представляя себе, как он нетерпеливо держит трубку, гото¬вый швырнуть ее на рычаг, - в Одессе должен сниматься "Зеленый фургон" по моему сценарию. Это...
Коротко пересказываю, он терпеливо слушает.
- Там будет несколько песен. Можно на Вас рассчитывать?
И вдруг - полная неожиданность.
- Почему же только песни? Я с удовольствием и сам снял бы эту картину.
- Как? Режиссером-постановщиком?
- Ну да! Я эту книжку знаю, люблю... Несколько лет назад по радио была постановка, я участвовал... А почему "Зеленый фургон"? Ведь уже была картина?
- В том то и дело, что была! - я, конечно, зачастил, "зашестерил" в предвкушении неожиданной удачи, - так она была двадцать лет назад (на самом деле - поменьше), снимал ее Габай, а он уехал.
- А что? Это заманчиво.
- И Вы готовы на полтора-два года уйти из театра?
- Готов.
- А поехать в Одессу?
- Да готов, готов!..
- Владимир Семенович, случай неординарный, но давайте проби¬вать.
- Нет! Я никого ни о чем просить не буду. Сейчас, после картины, они ко мне хорошо относятся, но я - просить не буду!
- Так давайте я начну!
- Вот и начинайте! Получится - я готов. Договорились, Игорь?
- Договорились.
- Ну, звоните.
Дело с песней на время заглохло, режиссер молчал, и я не стал приставать к Высоцкому. А затея с "Фургоном" выглядела вообще утопической - я почти забыл о ней. Хотя, когда через некоторое время из Одессы приехала редактор Е. Демченко, я среди прочих дел вдруг ввернул:
- А есть кандидатура режиссера на "Зеленый фургон"!
- Кто?
- Высоцкий!
- Да брось ты!
- Серьезно. Только сам он никого просить не хочет. Вы его просите и - за него.
- Все. Завтра же Збандут (директор студии) с ним связывается!
И утопия вдруг зашевелила конечностями, заморгала, задвигалась. Через несколько дней уже "кто-то" в Москве на ТВ сказал, что "мысль интересная".
В начале декабря - так двигалось дело у нас в Отечестве - еще ничего не было ясно, зато числа 0 декабря, когда я вернулся из Крыма, со съемки, мне домашние сказали сразу на три голоса:
- Звонил Владимир Высоцкий, сказал, что он дал согласие Студии снимать "Зеленый фургон".
Я тут же позвонил ему, но Нина Максимовна (мы еще не были с ней знакомы) ответила, что Владимир Семенович уехал до 4-го или 5-го.
С нетерпением дожидаюсь 5-го, звоню. Голос энергичный:
- Игорь! Да, Збандут прислал телеграмму, я подтвердил согласие. Приходи вечером на "Преступление и наказание", не видел? Вот и посмотришь - обратно от меня к... (он назвал фамилию, но я не разобрал, а переспрашивать не стал, и время назвал - перед началом за полчаса).
У театра - обычная толкотня, я привык к ней за 5 лет, живу рядом, каждый вечер видел. Приближаюсь к окошку администратора, дол¬жен что-то сказать. Я до того в театре бывал редко, а на Таганке вообще раза два-три, никого не знал, но уже лезу с ощущением "особости" нахально головой в администраторское окошко.
- Вам что?
Это вопрос в самой резкой форме В.П.Янкловича, которого, есте¬ственно, я тогда не знал.
- Мне тут билет оставлен... - начинаю я мямлить, и вдруг вижу в администраторской Высоцкого. Он меня не слышит, разговаривает с кем-то...
- Владимир Семенович! - ору я, а Янклович злится:
- Вам что нужно?
- Билет... Билет мне... Владимир Семенович! Глупо, наверное, как гимназистка, выгляжу.
- Фамилия? - неумолим главный администратор.
Называюсь, и вдруг - о, чудо "сопричастности! - "сам" Высоцкий оборачивается, и щелкает замок, и дверь приоткрывается ровно на¬столько, чтобы мне протиснуться, а больше никому. И я протискива¬юсь. Высоцкий одну руку протягивает, другой обнимает. Целуемся (интеллигентный московский ритуал - вовсе не свидетельство близо¬сти). А в комнатушке администратора - шумный бородатый Борис Хмельницкий, Филатов, еще какие-то люди, их я не знаю, да и этих-то узнаю едва.
- А-а, вот ты какой!
Это Владимир. (А какой я? Обыкновенный).
- Очень хорошо. Что - будем делать кино?
Я не робею, но смущаюсь: все-таки слишком много народу. Он улыбается как-то хитровато, очень хорошо.
- Значит, ты не уходи после спектакля. Не видел?
- Нет.
- Ну, посмотришь... Сценарий привез?
- Конечно.
- А ты против соавторства не возражаешь?
- Что Вы, Володя! (Раз он на "ты", могу и я обойтись без отчества, но на "Вы")
- Только...
- Что?
Он как будто чуть-чуть настораживается.
- Вы знаете, что, как автор сценария, не получите за песни в филь¬ме? А это примерно... - называю сумму.
- Да? - он удивился, но тут же:
- Ладно, устроим как-нибудь.
- Все. Больше возражений нет.
Володя улыбается. А что, он ожидал, что я буду возражать? Но я же не полный идиот! Соавторство режиссера, да еще т а к о г о - дело естественное и совершенно необходимое, здесь я искренен.

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

Потом был спектакль. В антракте подхожу к Сергею Юрскому (уви¬дел его еще в зале). Узнав, что Высоцкий берется за постановку, Юрский приятно удивлен, желает удачи. А ведь некогда я пытался подобную же авантюру "соорудить" с ним, да ничего не вышло, несмот¬ря на помощь В.Я. Мотыля. (В июле 80-го я снова встретился с Юрс¬ким, чтобы вручить ему сценарий "Зеленого фургона", на котором будут уже стоять две фамилии соавторов - Володи и моя. Может быть, он еще раз попробует? Нет, он отказался).
Помню, я пожаловался Юрскому, полушутя, конечно, что какой-то тип все время сзади фонариком посвечивает - смотреть спектакль мешает.
Юрский удивился:
- Это же Любимов! Он так контролирует спектакль, темп держит.
Вот насколько я был тогда "темным".
После спектакля публика вытекает из театра, а я не спешу. Я уже вроде бы не такой, как все... Приобщенный. Приятно щекочет тщесла¬вие. Юрский пришел в гримерную, наверное, благодарил. В фойе остался я один - торчу в ожидании Высоцкого. Нелепо торчу, неловко.
Владимир выскочил оживленный. Слова восхищения (впрочем, весьма сдержанные, чтобы не выглядеть "гимназисткой", хотя роль сыграна блистательно) он принимает улыбаясь, благосклонно.
- Едем, едем ко мне!
У выхода, хотя поздний вечер и декабрь, стоят люди. Подбегают девчушки, суют Володе цветы. Он выслушивает терпеливо, но как-то неохотно, с таким выражением: "Ну, скорее, скорее!.."
Усаживаемся в такси: он, Валерий Янклович, представившийся мне теперь как "Валерий Павлович", еще кто-то. Едем.
Разговор идет о фильме.
- Художником возьмем Давида Боровского! - фантазирует Володя.
- А вот у меня второй режиссер замечательный...
Речь шла о Валерии Янкловиче, но я, не знавший тогда об их дружбе, сказал довольно бестактно:
- Если не будет второго режиссера студийного, вы погибнете, Воло¬дя!
- Да я их... всех передушу! - смеется он, - они все на меня пахать будут! А? Будут!
В этом нет позы. И я, знавший степень цинизма пресловутого "сред¬него звена" в нашем кинематографе, зная их низкие зарплаты, пред¬анное и одновременно наплевательское отношение к делу, - я вдруг сразу понимаю, что оно так и будет: к Высоцкому пойдут работать все! И не за страх, а за совесть.
У меня с собой чемоданчик - ночной "Стрелой" я еду в Ленинград, там, в Репино, семинар приключенческого фильма, на семинар я еду в первый и последний раз в жизни.
- Ничего, ничего, я тебя отвезу на вокзал, - обещает Володя, - успеешь!
Всей толпой поднимаемся наверх, к нему. Пальто бросаем в одну кучу на диван. Разбредаемся кто куда по квартире.
- Вот телеграмма Збандута, - показывает он. - Ну, мы знаешь, какое дело сделаем! Где сценарий?
Говорят тут все и обо всем. Скоро уже ничего понять нельзя, и сразу само собой и естественно получилось у меня - "ты", Володя, и час, который остался до поезда, уже не час, а так - пятиминутка.
- Все, ребята! - я вскакиваю, - опаздываю, - опаздываю! А то, Володя, едем на семинар?
- Может поехать? - задумывается он, и тут же: нет, не могу...
Я одеваюсь.
- Подожди, я тебя отвезу, - он влезает в рукава дубленки, - по дороге поговорим.
В машине - на вокзал.
- Ну, расскажи о себе, - требует он.
- Да чего рассказывать... К своему однофамильцу отношения ника¬кого не имею (Иван Шевцов - печально известный автор полутора десятков романов, тогда еще, кажется, не ставший членом Союза пи¬сателей) Он смеется. - Работал у Чухрая в экспериментальном объединении. Сейчас все кончилось.
- А-а... Хорошая была затея, я слышал.
Дальше - провал, не помню, как разговор выскочил на альманах "Метрополь".
- Володя, твоя подборка в "Метрополе" производит странное впечат¬ление. Не плохое, нет, но странное. По выбору стихов.
- Да нет, - он не обижается, - Там была причина. Мне важно заявить, что... (вот здесь он сказал очень удачную формулу, которую я, к сожалению, не упомнил. А смысл был таков: "показать, что я есть и есть такой литературный жанр". Он это иначе сказал, и очень точная получилась формула, даже красивая).
Другая тема.
- Расскажи про сценарий. Как это все появилось?
Рассказываю, что планировалось на Рашеева, что Рашеев хотел делать мюзикл, и говорил, что песни будет писать Юлий Ким, а глав¬ную роль сыграет Высоцкий.
- Почему же, если я играю, должны быть песни Кима? - Он не обижается, но удивляется. - Ким - это прекрасно, но странный вари¬ант...
И вот уже оживляется:
- Нет, мюзикла не надо! Но нужна компания единомышленников!
От этой мысли он естественно переходит на следующую, но самый этот переход я не помню, а выдумывать не хочу.
- Вот в конце пятидесятых мы жили втроем: я, Вася Аксенов, Андрюша Тарковский... Я тогда в кино за трешку, за пятерку бегал сни¬маться. Знаешь, как песни писал? Ночью вскакивал или сидел до утра, чтобы их порадовать новой. (Слово "порадовать" он употребил, это помню точно)
Может быть, я что-то не так понял про это общежитие втроем, но имена Тарковского и Аксенова он назвал тогда именно как имена близких друзей, для которых писал первые свои песни.
- Хорошее было время, - сказал он. - Ушло...
У Ленинградского вокзала вышли из машины, обнялись, расцелова¬лись. Я заметил, что его тут же узнали - смотрят.
- В общем, я читаю сценарий, а ты позвони послезавтра.
Я позвонил ему из Репино, но он еще не прочитал. Потом на другой день - снова не прочитал. Извинялся, говорил, что какие-то печальные неожиданные дела. Наконец, прочитал.
- Там есть у тебя много любопытного, но мне надо другое. Возвра¬щайся - сядем работать!
В последнюю неделю декабря мы встречались почти ежедневно. Вечером я приезжал к нему на Малую Грузинскую. У Володи всегда были люди. Всегда шум, гам. Он, то играл спектакли, то уезжал на концерт, а потом, наговорившись, накричавшись вдоволь, все понем¬ногу расходились, и мы начинали работать. Уже наступала поздняя ночь.
Он говорил, фантазировал. Однажды наговорил целую кассету, я с ним спорил, мы страшно, по-черному, матерились, а потом сломался доктофон. Жалко, если он стер кассету. Я же дома только расшифро¬вал ее для работы. Там был его живой голос, темперамент - и это звучало убедительно, а втолкать все это в сценарий никак не удавалось. Он фантазировал, разрывал сюжет, активно проигрывал роли разных персонажей, сыпал одесско-еврейским жаргоном и при этом почему-то все время называл одного из героев, начальника оперативной части угрозыска (сокращенно начоперот) - начапортом. Все, что было можно, я сначала старался втискивать в сценарий, но возникали противо¬речия, нелепости в тексте, и я... терялся.
Приближался Новый год, Володя собирался ехать на дачу, где сиде¬ла Марина и - "там мы все сделаем". Я не знаю точно, была ли там Марина, но он так говорил. И я к нему на дачу в Пахру так и не выбрался - заболел гриппом. Он же попал в автомобильную аварию, разбил машину. Сева Абдулов и Валерий Янклович попали в больницу. Началась длинная и сложная история, о ней лучше расскажут друзья - я тогда подробностей не знал. Я ему звонил несколько раз, но ему было не до сценария.
Дальше трудно восстановить в деталях, как мы работали, но не¬сколько длинных ночных разговоров пока еще в памяти, отчетливо вижу "картинку" - так фрагментами и передаю.
Глубокая ночь. Володя угомонился и пошел к себе спать. Я остаюсь за письменным "таировским" столом в кабинете, записываю. Через час-полтора он вдруг заходит:
- Ну, как?
- Да вот, пишу.
Видно, что ему не спиться. А мне, конечно, болтать с ним куда интереснее, чем писать сценарий. Я подбрасываю "ветки в костер":
- Володь, а зачем тебе это кино вообще? При том бардаке, который там сейчас, ты же просто утонешь в рутине.
- Знаешь, а мне надо!
- Ты пишешь прекрасные вещи. Есть просто гениальные. - Я не хочу льстить, но и не сказать, что так думаю, не могу, раз уж поехало.
Он усмехается, и в этой усмешке вдруг видно что-то... не знаю... незащищенность какая-то… неуверенность... (Очень точно это схва¬чено на американской фотографии, где он держит гитару у лица, но так я видел фотографию тогда, а сейчас это выражение неуверенности вдруг исчезло. Как у Ахматовой: когда умирает человек, изменяются его портреты - Прим. 989 г.)
- Я давно удивлялся, Володя, твоей рифме. Кажется, Брюсов утвер¬ждал, что трехсложная рифма в русском языке - редкость, а у тебя - сплошь и рядом... Нет, правда! - тороплюсь я.
Вот его слова:
- Для меня рифмовать не составляет никакого труда. Самое простое дело, я почти времени на это не трачу. Проглядел "Словарь русских рифм" (я о таком словаре не знал) - там для меня мало нового. Но дело не в этом. Мне нужно менять поле... Актерство, лицедейство - это я не люблю. Ненавижу!!! - это вдруг прозвучало так страстно, что я удивил¬ся.
- Песни? Ну, это всегда со мной, но... Раньше мог, например, вско¬чить ночью от удачной строчки или слова, а теперь? Не-ет... Вообще, может быть, прозой заняться... Но сначала - кино!..

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

* * *
- Я Юрию Петровичу сказал: "Вы начали в сорок - и сделали. А я хочу в сорок два начать..."

* * *
- Когда у меня с Мариной началось, я много писал, а потом в первый раз поехал с ней - через Польшу, Германию. Начал тогда просто целую поэму. - Он читает несколько строф, довольно много... Обрывает: ладно, тогда бросил... Теперь - уже не то...

* * *
- Мне рассказали: объявился какой-то... называет себя Жорж Окуд¬жава. Во! И поет моим голосом - даже я не могу отличить! Но - хрен бы с ним - так поет-то с матом! Я никогда не позволяю себе матерщины в песнях!
(В бытовом разговоре он не церемонился, как и многие, впрочем).

* * *
- Что это, Володя, все-таки за русская манера такая! Ведь ты много сделал, а где у тебя все это?
- Ну, много... Мне и приписывают много. У меня всего около девя¬тисот песен, а кто говорит - две тысячи. Но это - чепуха! Девятьсот - это есть.
Я удивлен цифрой - я знаю их от силы сотни три. А ему нравится моя реакция.
- Я же не все пою. А потом - стих я не читаю.
- А ты быстро пишешь?
- Быстро.

* * *
- Это некоторые говорят, что - "песенки". А я ведь их строю. И ритмический рисунок ищу. Вот ты сейчас говорил о рифме. Я ведь делаю не только конечную рифму... Для меня внутренняя интереснее. И - ритм, ритм... Вот как в "Охоте на волков" бьет этот ритм и внутрен¬няя рифма: "Та-та-та-та-та-та-та-та-та-та..." Вот это "та-та-та" очень важно.

* * *
У него на полке - зарубежное издание Д. Хармса, четыре томика. Я прошу почитать.
- А-а, бери. Я тебе дам потом вот кого: Федорова. Это грандиозно! Вообще, русские философы - грандиозно: Бердяев, Лосский... Нет, сразу не дам. Принесешь - дам другую...
Я взял у него два томика Хармса, а потом он уехал, потом, то да се - и больше книг у Володи я не брал.
У него на журнальном столике лежали присланные книги - "Пере¬писка Грозного с Курбским", Монтень в издании "Литпамятники"... Я позавидовал вслух, просил достать.
- Вот, присылают, - похвастал он.
Он читал тогда "Переписку Грозного с Курбским".

* * *
- И все-таки нехорошо, глупо, - снова повторял я в другой раз. - Вот ты свои вещи не фиксируешь, недавно я о том же говорил с Юликом Кимом. Как-то надо все это собирать. Ведь это же целая эпоха, Володя.
- А уходит она. Булат книжки пишет. Ким занялся песенками для кино, но у него там есть хорошее. И Булат тоже. Вот эти "Золотые ключики", "Соломенные шляпки"... Слушаешь - да, профессиональ¬но, точно, но... А ты с Кимом знаком? Что он делает?
- Я знаю, что он пишет "Фауста", - такой парафраз, что ли... Кажет¬ся, даже закончил.
- Ну вот... Ладно, работай, я иду спать!

* * *
Я посмотрел "Интервенцию". Фильм был "полочный", режиссер Геннадий Полока показывал его едва ли не подпольно. Володя там в одной из главных ролей - Бродский.
- Все-таки свинство это! - возмущался я. - Вы там столько напридумывали! Картина могла стать событием, а лежит, стареет.
Он улыбнулся:
- Ладно, мы с тобой больше напридумываем. А Гена будет у меня худруком.

* * *
Я звоню ему днем:
- Володя, как ты сегодня?
- Сейчас приезжай! Я тут много напридумывал, даже записал. Когда будешь?
- Через 30 минут.
Но я задержался. В двери у него записка: "Игорь, извини, срочно пришлось уехать. Жду вечером. В." Вечером:
- Ты же не приехал через 30 минут! Ладно, вот что я придумал...
И следует по телефону целый фонтан выдумки, и опять все невоз¬можно втиснуть в один сценарий. Приезжаю. Он дает мне листки с текстами:
- На! Разберешься! И тут же:
- Написал уже песню, то есть, текст. Хотел сесть, подобрать мелодию (именно так и сказал), да народ все...
Я беру листок, там стих. Читаю, а он взахлеб рассказывает, как будет идти песня. И если рассказ слушать, то стихи не поймешь, не вспом¬нишь. Я и запомнил тогда только первое четверостишие, да и то, как оказалось, не совсем точно:
Проскакали всю страну,
Да пристали кони.
Я во синем во Дону
Намочил ладони...

Теперь стихи опубликованы.

* * *
Сценарий был переписан полностью. От прежнего осталось не¬сколько эпизодов, но соединить, да еще на скорую руку, два совершен¬но разных стиля мне, конечно, не удалось. Я быстро перепечатал эти полторы сотни страниц и отнес Володе.
Через день он сам позвонил мне и устроил чудовищный разнос. Кричал, что все это полная .....! Что я ничего не сделал! Что, если я хочу делать т а к о е кино - пожалуйста! но ему там делать нечего!
- Ты думаешь, если поставил мою фамилию, то уже и все!? - орал он.
Я не мог вставить в этот бешенный монолог ни слова. Его низкий, мощный голос рвал телефонную трубку и... душу. И я решил, что наша совместная работа на этом закончилась.
Проболтавшись по улицам пару часов в полном отчаянии, я доехал в метро до "Баррикадной" и позвонил ему из автомата. Приготовил слова, которые надо сказать, чтобы достойно распрощаться. Нечто вроде такого:
- Володя, ты можешь упрекать меня в неумении или в бездарности, но сказать, что в сценарии все осталось по-прежнему - несправедливо. Ведь ты сам... и т.п.
Но когда он взял трубку, он ничего не дал мне сказать. Он опять выругался, а потом добавил совершенно спокойно:
- Будем работать по-другому. Сядешь у меня и будешь писать. Вме¬сте будем. Сегодня. Машинка есть? Ты печатаешь? Вот и хорошо. Жду вечером.
Вечером все стало на свои места. Он сказал, что в сценарии много ..... , но времени нет: надо отдавать, чтобы читало начальство.
- В Одессу посылать не будем, я сам поеду к Грошеву (главный редактор "Экрана"). Так двинем быстрее.
- Володя, чего тебе ездить? - предложил я. - Ты ему позвони, а я отвезу. За ответом поедешь сам.
Так и сделали. Грошев обещал прочитать к пятнице, через три дня, но Высоцкий перепутал, поехал к нему в четверг, и убедить его, что ехать рано, мне так и не удалось. В четверг я позвонил ему:
- Ну как?
- Никак! Я отказался от постановки, - мрачно заявил он мне в трубку. Я кинулся к нему.

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

Он лежал на тахте. Что-то бурчал телевизор, почти всегда у него включенный. Тут же сидел Сева Абдулов с рукой в гипсе, задранной к подбородку, еще кто-то, кажется, Иван Бортник. У всех вид такой, точно объелись слабительного. Я встал у стены.
- Ну что стоишь! - рявкнул Володя, - Снимай пальто! В общем, я отказался от постановки.
- Ты не спеши.
- Да что ты меня уговариваешь? Я приезжаю к этому Грошеву! Он, видите ли, за три дня не мог прочитать сценарий! Я, Высоцкий, мог, а он не мог, твою мать!
- Да он и не обещал...
- Да ладно тебе! И как он меня встретил: "Владимир Семенович, я Вас прошу больше в таком виде не появляться!" В каком виде? Я-то трезвый, а он сам пьяный! И он мне такое говорит! М н е!!!
(К слову сказать, Володя действительно тогда не был пьян, но очень болен. А уж Грошев, конечно, тем более не был пьян).
- Я ему стал рассказывать, как я хочу снимать, а он смотрит - и ему все, я вижу, до ...!
- Володя, - успеваю вставить я, - а чего ты ждешь?.. и т.д. - но он сейчас слушает только себя.
- Больше я с этим ... телевидением дела иметь не хочу! Удавятся они! И сегодня на "Кинопанораму" не поеду! Пусть сами обходятся! Ничего, покрутятся!
И так он долго еще "вызверивался", и на запись "Кинопанорамы" действительно не поехал. По счастью, накануне его все-таки записа¬ли, и эта запись сохранилась.
После этого у Володи наступил какой-то длительный период тяже¬лой депрессии. Не зная его близко, я терялся в догадках. Часто звонил Севе, виделся с Валерием.
- У него бывало, но такое впервые, - говорили они мне.
Вот как он рассказывал об этой своей записи на "Кинопанораме":
- Маринина мне говорит: "Владимир Семенович, я обо все договори¬лась. Мы запишем, и будет полтора часа вашего концерта в эфире". Мне и раньше предлагали одну-две песни для каких-то программ, но я отказывался. На ... мне это! Если авторский вечер - да, а с отдельны¬ми номерами - нет...
Ну, сделали запись. Я час с лишним, как полный ...., выкладывался. А потом она подходит и говорит: "Владимир Семенович, вы не могли бы организовать звонок к Михал Андреичу Суслову?" Я аж взвился: "Да идите вы ...! Стану я звонить! Вы же сказали, что все разрешено?
- Нет, но...
Вот эти два события - видеозапись и неудачный визит к Грошеву, я думаю, и вывели его из себя надолго. Конечно, были и другие причи¬ны, но о них я осведомлен плохо.
Понемногу он из этой своей депрессии выкарабкался, но его страш¬но мучила нога. Начался какой-то абсцесс, колено распухло так, что стало вдвое толще нормального. Ему делали несколько разрезов, заго¬няли какие-то турунды (так он рассказывал), но улучшения все не было.
- А мне в "Гамлете" на колени становиться! И на концерт выхожу - едва стою! - злился он.
На одном концерте я был. Поехали в больницу N 3 на Вернадского. Там что-то напутали, разминулись, и когда, наконец, мы разобрались и нашли Конференц-зал в подвале, там уже было битком народу. Мы трое, что были с ним, кое-как протиснулись, когда он уже начал вы¬ступление. Спел первую вещь, вторую, потом вдруг разволновался:
- Моих там устроили? - увидел нас и успокоился, - ну, хорошо. Пел много, больше обычного, и про ногу как будто и забыл. Среди ответов на записки мне запомнился такой:
- Вот записка: "Что думаете о наших бардах: Окуджаве, Киме и ... (назвали какое-то третье имя, которое я не знал и поэтому не запом¬нил), расскажите о них".
Он сказал, что с большим уважением относится к Окуджаве и Киму, к сожалению, они сейчас стали меньше работать в этом жанре. Окуд¬жава, как вы знаете, пишет прозу, Ким закончил пьесу в стихах о "Фаусте", говорят, очень интересно. А третьего, - он назвал фамилию, - я не знаю, кто он такой. Но - раз не знаю, то значит, наверное, и не надо, - и он улыбнулся.
Запись этого выступления сохранилась, а текст можно уточнить, но за смысл ручаюсь.
Сценарий, конечно, Грошев прочитал. Володя, конечно, к нему больше не пошел, но инцидент был как-то сам собой исчерпан, и надо было продолжать. Грошев перепоручил нас редактору Марине Моде¬новой. Мы договорились встретиться у Володи, чтобы "послушать за¬мечания руководства" и вообще решить, как быть дальше.
Сели за стол. Володя стал рассказывать, я изредка поддакивал. Он умел быть невероятно обаятельным. Очень скоро дошло до баллады, которую мы решили вставить в картину. Она была написана для "Стрел Робин Гуда", но в картину не попала. И мне казалось, что она удиви¬тельно точно легла в начало сценария:
...Жили книжные дети, не знавшие битв,
изнывая от мелких своих катастроф... и т.д.

Он включил пленку и дал едва ли не полную мощь динамика. Это было здорово! И это был, наверное, сильнейший аргумент в споре, который (спор) сразу же потерял смысл. На этом чтение-рассказ вслух закончился, и мы договорились: переделываем сценарий и сдаем.
Эту формальную работу по сведению концов с концами я проделал за три дня, да еще три дня ушло на перепечатку. Опять он звонил Грошеву, и я отвозил сценарий. Грошев же читать не стал, а сразу отдал директору "Экрана" Б.М. Хесину. Тот заболел, увез с собой сценарий.
А Володя уезжал в Париж. Опять ругался, но настроен был реши¬тельно.
- Я тебе буду звонить оттуда, узнавать, как дела.
- Ты не мне - ты лучше звони в "Экран" из Парижа.
Он звонил не мне, не в "Экран", а домой - выспрашивал, как дело. Дело с постановкой затягивалось, проходила весна - ответа не 6ыло. Володя интересовался, но сказать ему мне было нечего.
А тут снова возникла необходимость в песне для фильма "Мерседес уходит от погони". Володя уже вернулся из Парижа, я бывал у него, просил - он не отказывался, но и не торопился.
А потом наступил обычный в кино цейтнот.
- Для них ничего не хочу делать, - зло сказал Володя, - у меня в Киеве ни разу ничего не прошло.
Я уговаривал, обещал и клялся, что на этот раз ему дадут карт-бланш.
- Ладно, для тебя сделаю, - сдался, наконец, он.
Это была удача. Я постарался сделать все, что было в моих силах, и студия, действительно, прислала ему телеграмму, что берет его песню, так сказать, не глядя. (То есть, не слушая и не утверждая, как это тогда было принято.) Копия телеграммы и сейчас у меня.
- Володя, ты получил телеграмму? - спрашивал я (а отправляли из Киева буквально под моим надзором: как бы чего не вышло).
Он же в ответ только матерился.
- Приезжай. Я нашел текст, покажу тебе.
Я, конечно, тут же приехал. Он был один. Дал мне написанный от руки текст, стал объяснять, какой порядок строф. Потом взял гитару:
- Садись, я покажу.
И, сначала вполголоса, а со второй строфы - уже "на полную катушку:
Сбивают из досок столы во дворе.
Пока не накрыли, стучат в домино...

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан

Зарегистрирован: Nov 2005
Откуда: Москва
Сообщений: 90

Пел он, поразительно точно акцентируя, так что песня просто "вле¬зала" в душу и что-то скребло, и комок застревал в горле, и слезы наворачивались на глаза:
А где-то солдатиков в сердце осколком,
осколком толкало,
А где-то разведчикам надо добыть "языка"...

Он кончил, положил гитару на диван.
- Ну что? Пойдет? - вдруг с каким-то недоверием спросил он и, не дождавшись ответа, принялся зачем-то с жаром доказывать, что это - как раз то, что нам надо. Да для меня это и так было очевидно!
- Сегодня вечером запишу, - пообещал он. А разговор происходил утром, и я забыл сказать, что встретил он меня только что не со сна.
- Запиши, Володенька, пожалуйста, а я узнаю, что с телеграммой. И скажи свои условия - я им отправлю.
- Условия такие: я хочу, чтобы меня считали автором не только текста, но и музыки, а то орут: не композитор, не композитор! Да при чем тут это? Моя песня, моя мелодия, а инструментовка - не их дело. В общем - пусть платят и за музыку тоже!
Я понимал, что дело тут не только в оплате, что ему нужно утвердиться таким образом. И - поразительно! - студия приняла его условия! А телеграмму пол¬учили его соседи, оказывается, и отдали ему утром.
Вечером он позвал музыкантов и записал песню, записал несколько вариантов. Страшно жалко, что я не смог приехать тогда к нему на запись - не хватило режиссеру одного варианта. А может, и не в этом было дело.
Утром Володя показал мне пленку, мы прослушали немного. Опять, уже не в первый раз, под впечатлением прослушанного, я завел разго¬вор о том, что нужно сделать все записи:
- И аппаратура у тебя хорошая, отчего бы не сделать?
- Нужно, нужно, - поусмехался он, а то так забываешь многое. Хорошо - вот эту разыскал...
Он стал рассказывать, что однажды в больнице захотел написать повесть.
- Вон блокнот лежит, ткнул пальцем в блокнот на столике. Я взял, стал читать. Он принес чай и вдруг заорал страшно:
- Положи! - и тут же мягче: - не люблю, когда рукописи читают.
- Прости, Володя, я думал, ты мне предложил почитать.
- Нет, - отрезал он.
Пили чай, болтали. Разговор пошел о "парижских русских".
- Да знаю я их всех, - сказал он. - Вижусь со всеми. Володя Максимов сказал мне: "Приезжай сюда, чего ты!" А потом подумал и добавил: "Нет, твое место там, в России..."
Об Иосифе Бродском говорил с уважением и нежностью - да, с нежностью, это точно:
- Гениально!
И похвастался:
- Он мне книжку подарил...
Покопался и достал маленькую книжку стихов Бродского - автор¬ское издание, кажется, лондонское, с автографом. Позже я узнал, что такую же книжку Бродский передал через Володю Михаилу Козакову. Но Володя прособирался отдать - так и не успел. Позже мы с Ниной Максимовной искали ее среди книг Володи - и не нашли.
Так же с восторгом отозвался он однажды о Шемякине. Рассказывал о выставке Шемякина где-то в Южной Америке, кажется, в Бразилии. И альбом Шемякина всегда держал на видном месте.
Вообще о русских в эмиграции с грустью говорил, что у них там начинается своя, другая жизнь, свои отношения.
- Все уже не то...
О Галиче:
- А-а, "Тонечка"!... "Останкино, где "Титан-кино"... Когда вышла его книжка в "Посеве", кажется, - он еще здесь был - там было напи¬сано, что он сидел в лагере. И он ведь не давал опровержения. Я его спрашивал: "А зачем вам это?" Он только смеялся.
О А. И. Солженицыне:
Несколько раз вспоминал при мне и каждый раз - с огромным уважением:
- Он один сотряс такую махину, которая казалась вечной.
- Сидит там, пишет. Ростропович сказал, что он готовит сразу шесть романов. Вот врежет!
- "Архипелаг" - гениальная вещь!
Я восторженно отзывался о прочитанных "Зияющих высотах" Зи¬новьева. Он сдержанно сказал, что читал, но как-то особого энтузиаз¬ма я не почувствовал. Скорее всего, ему не очень понравилось. А, может быть, и не читал?
Довольно живо интересовался, кто что делает из режиссеров в кино. Думаю, он почти ничего не видел на экране, только по телевизору. А вот телевизор был включен почти постоянно - со звуком или без. А он разговаривал, потом сразу вдруг:
- Погоди! - и, добавляя звук, что-то смотрел и слушал. Однажды шла картина с Леонидом Быковым - кажется, его же "В бой идут одни старики", а может быть, что-то из старых, не помню. Он смотрел внимательно, потом восхитился:
- Какая органика! Потрясающе!
Я рассказал ему, что знал о подробностях гибели Быкова - он совсем незадолго до того погиб, разбился на машине. Более того: Володя даже не видел "Маленьких трагедий", последней своей картины.
- Ну, "Комнатного гостя" я еще видел на озвучании, - сказал он, когда я звал его на премьеру. Сказал, как будто оправдывался: что можно понять на тренировке?

__________________
Как говорится, не при детях будет сказано... хотя им это тоже, было бы очень интересно.

Сообщить модератору | IP: Записан