А может и не профессор еще по строгим академическим уставам - не в этом суть. Главное — именно таковым его считают эти "гадкие утята" из Школы-студии МХАТа, и справедливо. Не в меру каких-то там официозных регалий и званий, а в меру взаимности, вот в чем дело-то!

Они готовы ждать его, донельзя замотанного в своей Малой Бронной и в кино. А он, слава Богу, знает, почём фунт актерского счастья, и сам, едва успевая ухватить хоть глоток воздуха, получается:

 -Так! Упала в воду! Простудилась! Вот увидите запрещу всем сниматься!

 А в нем — это же видно, как на ладошке, - борются радость за отмеченную кинематографом ученицу и тревога по ней же, неразумной, которой побережливее бы относиться к себе самой, чем он в свое время, когда, несмотря ни на какую температуру, ломился в кино, а теперь все съемочные дни можно перечесть по болячкам...

-Давайте договоримся — чтобы чушью мы с вами не занимались. Знаешь, что у тебя завтра репетиция, не лезь в холодную воду...

И это уже не банальная нотация, а наглядный урок мастерства: все решает интонация, все решает и жест, все решает живое соответствие заданным обстоятельствам - вплоть до нас с фотокором, влезших в учебный класс и потребовавших включить лишние софиты...

- Да посмотрите, ребяточки! Все-таки мы правильно эту перестановку сделали. Если в "Трех сестрах" сделать настоящий выход после пожара... Этот поезд должен прибыть на конечную станцию роскошно! А после спектакля можно в гримуборной хоть плашмя - это твое личное дело... ...

И дальше много чего было сказано и показано ради этого главного. Во имя которого - хоть стены рухнут! - они будут так же гореть друг другом — для чего-то большего, чем они врозь. Для чего-то большего, чем простуда, жизнь и смерть, чему и названия толкового нет, да и не надо, потому что это - Театр...