Александр Гельман давно не писал пьес. Казалось, он закончил это занятие, поскольку времена изменились и ушла его излюбленная производственная тема. И вот после десятилетней паузы Гельман вновь взялся за перо и написал пьесу о предвыборных гонках и технологиях. Это тоже своего рода производственная проблематика, только в сфере политики. А сегодня это актуально. В этом смысле Гельман не изменился и сохранил главное в себе — способность откликаться на острые, злободневные проблемы.
На этом спектакле меня раздирали два взаимоисключающих чувства. Временами я жутко скучал от потери темпа и смысла и злился из-за внутренних противоречий пьесы и спектакля. И одновременно — испытывал потрясающее, давно забытое наслаждение от виртуозного мастерства драматурга, от прочности и филигранности — ни щелочки между "камнями", из которых сколочен сю-ют. И столь же радовала меня ловкость и выдумка режиссера (Вячеслав Долгачев) и грациозная легкость перевоплощений актера, который, не уходя со сцены и не переодеваясь, на наших глазах превращался то в одного, то в другого персонажа из главной пары двойников.
Тонко чувствующий многозначные возможности каждой мелочи в сценическом пространстве художник Владимир Боер предложил очень удобную, внятную минималистскую сценографию. В центре некая белая панель-экран в рамке. В нужный момент она превращается в гигантский телепроектор. Вспышки отражающихся ламп создают ощущение мистического перехода из пространства в пространство. Слева — стол и стулья, еше далее — что-то вроде прозрачной будки режиссера телепередачи — логово главного манипулятора сюжетных событий. В центре - туго накачанные воздухом диван и два кресла из прозрачного пластика. Это самая эффектная часть декорации. А на авансцене -самая спорная и неэффектная — обычный дисковый телефон.
Этот телефон — спорная и раздражающая деталь потому, что действие происходит в будущем — в 2017 году. После убийства президента страны, выдвигавшегося на новый с, кандидатом стал его сын, Олег Дубов, пьяница и самодур. Глава его предвыборного а, давний соратник его отца, якобы тайный лидер дальневосточной мафии и реальный руководитель международного пиар-агентства по организации кампаний вроде выборов и т. д. "Профессионалы победы" — Ефим Макарович Миндлер — временно устраняет от предвыборной гонки реального кандидата. Он находит ему публичную замену - случайно встреченного в аэропорту идеального двойника Дубова-Владимира Федюнина. И вот эта история ложится в основу спектакля Вячеслава Долгачева. Здесь всё — "какбы". Образ кандидата — как бы настоящий, его создают пиаровцы. Внешняя интрига-как бы. На самом деле все происходит за кулисами видимых событий.
А. Гельман превратил в пьесу давний свой политологический прогноз-сценарий, в котором рассматривал то, что будет с Россией через сто лет после Октябрьского переворота. Тут смешаны предложения и интерполяции разных современных линий — консолидация власти в руках бюрократии, тайных заспин-ных "серых кардиналов"; сращение до крайних пределов теневого бизнеса и госбюрок- ратии и их намерение — ради собственного спокойствия — удушить явные проявления преступности... ну, и так далее. Все это как раз и неинтересно, хотя в силу вечной актуальности — ибо россияне жутко радикальны и политизованы — этот сюжет, конечно, обречен на успех у многих.
Но интерес человеческий, нравственный, философский представляет другое — отношения людей и то, что за ними стоит. И вот тут-то Гельман и проявил себя мастером, рука которого не утратила филигранности и точности. Жена Дубова — Маша, ставленница Миндлера и руководитель канадского филиала "Профессионалов победы", влюбляется в двойника Дубова — Володю Федюнина. Володя входит во вкус борьбы и уже мечтает о том, как вместе с Машей "обустроит Россию". Естественно, что Миндлер в какой-то момент оказывается в тупике — кого предпочесть? И все же предпочитает настоящего Дубова. И понимающий это Владимир идет на последнюю "подставную" — и победную пресс-конференцию с неясными намерениями. Прямо перед микрофоном он стреляется. А спустя несколько минут Миндлер понимает, что, возможно, там был и киллер, получивший приказ убить Владимира. А приказ отдала Маша... Маша отправляет Дубова за границу — инкогнито, он же "погиб"'. Минд-леру говорит, что, возможно, еще прибегнет к его услугам. И "серый кардинал" может только горько смеяться — где и когда Маша перехватила вожжи и использовала всех, и его тоже?! Маша выдвигает себя в будущие президенты и обещает уничтожить преступность, А потом, прорвав экран, уходит в темноту...
Вот эти перипетии и вызывают восхищение той виртуозностью, с которой автор нанизал несколько надуманный политический сюжет на очень точные — хотя и, казалось бы, стереотипные человеческие ситуации. Откуда же приходит раздражение, что портит "послевкусие"?..
Борис Щербаков замечательно, просто купаясь в открывшихся возможностях, строит образы двух похожих внешне — и совершенно разных людей. Причем, режиссер Долгачев и облегчает, и осложняет — вслед за драматургом — задачу актера: сначала есть время на переодевание за сценой. Потом перебивки в ситуациях и освещении укорачиваются, а в конце, когда события убыстряются, Щербаков даже не уходит со сцены. Вспышка света, выход иного партнера — и вот уже Дубов стал Володей или наоборот. Дубов, в отличие от мягкого фантазера Федюнина, — жесток, он светский лев и знает как вести себя "наверху". Выбор Миндлера понятен...
Раздражают не несуразности политических интриг. Они выглядят наивно и неправдоподобно. Раздражает не непоследовательность художника — этот дисковый телефон... когда — прозрачные кресла, и телевизионный Дубов ведет диалог с Федюниным: Щербаков говорит с собственным изображением; когда компьютер — меньше записной книжки... это ведь 2017-й! Но дело здесь в общей непоследовательности и автора, и режиссера. Пьеса определена как "комедия трагедии". Вообще-то, такое традиционно называлось трагифарсом. И все начало, и ряд эпизодов тяготеют именно к этому типу сюжетосложе-ния. В рамках трагифарса прошли бы и несуразности политической интриги.
Долгачев временами добивается искреннего смеха в зале. "Переключения" — особенно в финале, в эпизодах двойников — просто виртуозны. И. Мануйлова замечательна в роли Маши. Не всегда, но в целом убедителен Л. Дуров — Миндлер. Отлично работают в общем ансамбле Л. Новак — Марина и А. Тиханова — мать Володи. Но всё вместе играется в темпах и интонациях реалистической драмы. Собственно, и сам автор уходит от фарса — и потому утрачивает трагизм. И то же самое происходит со спектаклем. Мел-ленные темпы и "серьезные переживания" в духе традиционного реалистического психологического театра насыщают спектакль длиннотами и превращают в несуразности то, что могло быть самой сильной стороной сюжета.
Мы не только радикально-политизованная страна, Мы еще и радикально-пережива-льческое население. И комедию, и трагикомедию, и даже фарс мы упорно пытаемся насытить мелодраматическими чувствованиями. Но, явленные не к месту, они не углубляют, а лишают глубины и пьесу, и спектакль. Но восхищенного "послевкусия" осталось больше. Ибо мастерство, творящее новую художественную реальность, как раз и обеспечивает успех, хотя иной раз кажется, что все дело только в знаменитом имени и актуальных аллюзиях.
