"Дон Жуан"  Мольера в театре на Малой Бронной в постановке А. Эфроса — своеобразное и значительное театральное явление, его заслуженная репутация подтверждена еще в 1974 году на фестивале в Югославии (Большой приз). Критика отмечала особую оригинальность и несходство трактовки . образов-персонажей разными исполнителями, что усиливало интерес к спектаклю. Нам судить об этом трудно: на гастролях в Горьком театр показал лишь один вариант исполнения главных ролей, и говорить мы; можем только о нём.

 Легенда о Дон Жуане известна с XIV пека. Только в литературе существует более 150 вариантов ее, в том числе такие великие воплощения «бродячего сюжета», как создания Пушкина, Байрона, Мольера. Образ из категории «вечных»: каждое историческое время . вносит что-то свое, новое з легенду, наполняет ее новым содержанием. каждая авторская индивидуальность — тоже. Казалось бы, что театру, взявшемуся за новую интерпретацию Дон Жуана, предоставлена полная свобода художественных решений, но это не так.

Многое определяет литературная основа. Мольер выступает против, жестокого и бесчеловечного аристократического цинизма, против дворянской .нравственной растленности, губящей все и вся. И в то же время для драматурга была чрезвычайно привлекательна свобода его героя от церковного официального лицемерия, бунт его против небес. Только бунт этот — без идеала, без цели, без сердца, без всякой ответственности перед людьми, носитель его обречен на гибель.

 Нельзя не считаться с этой ясной и четкой авторской позицией. Известный французский литератор прошлого века Сент-Бев говорил: «Любить Мольера—значит прежде всего ненавидеть то, что не соответствовало его светлой природе. что ему было противно в его время и было бы невыносимо и в наше. Любить Мольера — значит исцелиться от фанатизма, нетерпимости и черствости сердца... Любить Мольера — значит любить простоту и ненавидеть искусственность, манерность, педантизм»...

Любовь -— обязывает. Если уж избран мольеровский вариант легенды о Дон Жуаке, значит театр в главном солидарен с автором и дух подлинника так или иначе присутствует в сценическом воплощении пьесы. Философски-углубленное толкование конфликта театром — знамение XX века, суть же его не меняется. Наверное, это и есть то самое «современное прочтение классики», споры о котором не утихают в театре и не могут утихнуть.

Дон Жуан — «вечный образ», поэтому каждая эпоха имеет в нем свой интерес, подтверждение или отрица-ниe своих позиций в решении самых главных вопросов жизни — вернее, бытия. Героя легенды рассматривали как охотника за женскими сердцами, как богоборца, как индивидуалиста - скептика, как бунтовщика против общественного лицемерия и т. д. В современном театре знаменитый французский режиссер и актер Жан Вилар увидел в Дон Жуане опустошенную душу агрессивного хищника «модного» образца, со множеством ассоциаций исторических, ближних и дальних. Вообще герой Мольера сейчас предмет для новых и новых театральных исследований и, видимо, из всех вариантов легенды мольеровское толкование ближе всего к современным проблемам.

В театре на Малой Бронной (еще раз оговариваюсь: видели мы только исполнение главной роли Михаилом Козаковым) Дон Жуан — человек безнравственный и жестокий как бы против собственной воли: он отрицает весь мир земной и небеса,не видя в них ничего светлого, не веря в возможность добра (подлость и лицемерие «света» в этом достаточно его убедили), но путей борьбы, не видит н не ищет— сам он не имеет своего идеала,своей меры вещей,сомневается в каждом своем шаге и тяжело страдает от этого и в то же время странно решителен в своих дурных поступках. Мне кажется, в интересном актерском решении М. Козакова эти объяснено двояко: во-первых, это эксперимент, храбрый вызов богу — ну-ка, а что из этого получится? Во-вторых, это месть обществу за его порочность, ханжество и — кто знает? — за крушение каких-то надежд, веры, твердой нравственной основы.

 Все монологи героя в спектакле имеют этот смысл, основная же эмоция — глубокая тоска, боль сердечная — и в переносном, и в прямом смысле. Да, именно так: развивается болезнь сердца, которая и губит Дон Жуана в финале. Не командор же, посланец разгневанного бога, губит грешника! Командор в спектакле — зловещий, тихий, бессловесный, маленький и хилый — своеобразный символ отвергнутого Дон Жуаном и отвергшего его общества — и только, никак не мститель, не рука провидения. Сердце бунтаря не выдержало тяжкого груза безверия и пустоты. В гулкой и страшной пустоте и внешнего, и своего собственного внутреннего мира — нечем дышать.

Мир обиженных Дон Жуаном многолик, но никто не вызывает сочувствия, хотя вина героя в каждом случае бесспорна. Трактовка ролей выдержана в этом ключе. Эльвира (В. Салтыковская) любит героя, но все ее аргументы в споре с ним — в духе прописной лицемерной морали и звучат холодно, какая бы искренняя печаль за ними ни скрывалась. Шарлотта (В. Майорова) и Матюрина (Н. Зиновьева) — наивны, тщеславны, мелкосуетны. Пьеро (Г. Мартынюк) — добродушен, но сознание его темно, как ночь. Дон Карлос (Г. Сайфулин) и Дон Алонсо (В. Лакирев) — по молодости искренни, но сословные предрассудки в них сильнее всего и человеческое в их душах как-то перекошено, искажено. Дон Луис, отец Дон Жуана, в отличном, тонком исполнении Л. Броневого, напоминает идеально сделанную заводную куклу, которая однотонно вещает казенные фразы о дворянской чести, боге, рае, и аде, считая своим долгом— [ пока не кончится завод— повторять это много-много раз, с неким механическим воодушевлением — имитация, чувства, долга, гражданственности, наконец... Пародия очень . злая, . в духе-мольеровской резкости и определенности. Что уж говорить о жизнерадостном, жадном и напористом ростовщике Диманше (А. Песелев), поделом терпящем от Дон Жуана...

 Беда Дон Жуана в том, что, восстав против лицемерного или темного, примитивного мира, он хватается га методы и средства этого же мира и густо запачкан его грязью. Дон Жуан у Леси Украинки, например («Каменный хозяин») гибнет потому, .что изменил принципам своего служения свободе, своей веры. Дон Жуан у Мольера тоже гибнет из-за этого: ненавидя лицемерие, он открыто и громогласно объявляет его своей жизненной политикой. Мотив, измены принципам как объяснение гибели героя звучит и у Блока. В этом же спектакле герой томится от отсутствия принципов, от ощущения смертельной пустоты. Здесь его главная беда, и вина, и наказание.

Наверное, здесь и современное и своевременное звучание спектакля, его гуманистическое значение. Идея онеловечеиия обстоятельств жизни человека на земле, раскрытия богатых возможностей человеческой души — только это и может составить принципы бытия, за которые стоит бороться. Отсюда сложное чувство горечи и надежды, которое вызывает спектакль.

Чрезвычайно интересен в спектакле Сганарель в исполнении Л. Дурова — характер многосложный, раскрытый правдиво и сильно. В этом Сганареле— И народная мудрость, и народные, же многовековые предрассудки. Он любит своего хозяина, не понимает его, но стремится понять. Угадывая незаурядность его натуры, всячески пытается заставить его «раскаяться» и искренне скорбит о его смерти, хоть и кричит насчет своего погибшего лсалованья. Здесь загнанная классовой моралью угнетенная человечность заявляет о своих высоких правах и инстинктивно даёт прогнозы своей будущей непреложной победы.

 Спектакль очень театральный, в хорошем смысле этого слова: множество эффектных режиссёрских и актерских находок. Такая же находка в условном оформлении Д. Боровского — символ обветшавшего, разваливающегося старого мира и обступающая его со всех сторон зловещая чернота, ощущение близкой гибели героя: все износилось, нет опоры, нет устоев, все должно исчезнуть, дав место новому. Правда, не все согласны с этой символикой. В свое время Мейерхольд считал, что в спектакле по мольеровскому «Дон Жуану» должна быть точно, со всеми деталями, воспроизведена мишурная, жеманная, с ужимками и масками, с вычурной роскошью и пышностью историческая обстановка эпохи Мольера, чтобы понять, где, в каких условиях родился гений автора. Здесь — иная творческая позиция, но и замысел другого плана.

Спектакль, вероятно, что-то утратил со времени своей первой молодости — тут можно сослаться на достаточно противоречивые свидетельства критики, — но и в сегодняшнем, «гастрольном» варианте он воспринимается как интересное целое, источник серьезных размышлений об искусстве и жизни.