Недавно один из лучших кинорежиссёров Татьяна Лиознова отпраздновала юбилей. В августе 1973 года на телеэкран вышел и покорил страну её фильм о разведчике. Почему и в августе 2004-го нам интересны «Мгновения» ?

Параллели с «Семнадцатью мгновениями» можно найти в предшествующем шедевре Лиозновой «Три тополя на Плющихе». Первое слово в названии обоих фильмов – число, причём нечётное. И там, и там один из главных персонажей – женщина с чемоданом, в котором находится нечто жизненно важное, – в «Мгновениях» – рация, в «Трёх тополях» – привезённое на продажу мясо. В обоих фильмах мужчина и женщина чувствуют себя легко и свободно, только сидя рядом на переднем сиденье автомобиля.

И «Волга» героя Олега Ефремова так же красиво разворачивается на улицах Москвы, как «мерседес» Штирлица на недоразбомблённых союзниками улицах Берлина. Причём самый красивый пируэт она делает вокруг не снесённого тогда еще памятника Дзержинскому, прямо перед тем учреждением, которое для Штирлица-Исаева было отнюдь не чужим.

Условность же самой изображённой ситуации оказалась настолько многомерной, что её психологическое напряжение невольно выбрасывало сознание зрителя из воображаемого костюмированного Третьего рейха в «здесь и сейчас». Хотя бы потому, что его персонажи всё время добывают дефицитные продукты, особенно кофе, тогда ещё, наверное, нерастворимый.

Фильм сразу же породил анекдоты о своих героях, и в этом его можно сравнить только с таким же классическим «Чапаевым» братьев Васильевых, что, между прочим, является признаком создания мифа – достижения в искусстве весьма редкого. Снятая в традициях русского психологического театра, картина автоматически заставляла искать второй план, а ведь и традиционная советская эстетика состояла в постоянном поиске подтекста, когда тому, что непосредственно представало перед взором и слухом, никогда не следовало доверять полностью.

Вместе с анекдотами о Штирлице в обиход легко и просто вошло красивое немецкое слово «партайгеноссе», символизирующее тождественность любого партийного братства, которое сразу же иронически противопоставилось так двусмысленно звучавшему «член партии». А вместе с ним и до сих пор актуальное нерушимое понятие – «золото партии».
Фильм был и о том, что элита, даже на грани своей гибели, живёт иначе, чем все остальные. В разгаре всеобщего дефицита Шелленберг курил «Кэмел», и подчёркивалось, что никто не спрашивал у него, где он доставал американские сигареты. В 1973 году «Кэмел» продавался в буфете ЦК КПСС, и об этом тоже не было принято спрашивать. Таким же дефицитом были тогда и сами книги Юлиана Семёнова, которые расходились по верхам через спецраспределители вместе с португальскими сардинами и твердокопчёной микояновской колбасой.

В год выхода фильма проницательный критик Виктор Дёмин предположил, что: «…телевизионный эпос невольно возродил слитность, нерасчленённость древнего исконно эпического мышления, когда реальные события истории объяснялись вмешательством мифологических персонажей и удивительные поэтические прозрения шли бок о бок с предрассудками и суевериями…» («Советский экран», № 24, 1973).

«Мгновения» настолько захватили самую сущность телевидения, что, разворачиваясь во времени, постоянно приобретают новые разгадки своей многогранной тайны.
В конце 1980-х простодушно-неловкая пластика образа профессора Плейшнера (Евгений Евстигнеев) проявилась во внешнем облике академика Сахарова.

Становится ясно, что самые диссидентские речи в отношении режима: «Я чувствую в себе призвание оппозиционера…» и «Я в эти годы пользовался полной свободой…» – звучат именно из уст провокатора Клауса (Лев Дуров).Кстати, Клаус в исполнении Льва Дурова– единственное существо, которого Штирлиц в фильме с явным удовольствием убивает собственными руками. Как и бьёт по голове бутылкой провоцировавшего его Холтоффа, который, вспоминая «дело физика Рунге», говорит: «Рунге сидит в концлагере в отдельном доме и имеет возможность заниматься теоретической физикой».

«Понять, что движет учеными… отдалённая перспектива…» – говорит в связи с этим Штирлицу пижон и интеллектуал Шелленберг (Олег Табаков). Анализируя сейчас время Ельцина, нередко говорят о том, что его вели к власти «диссидентствующие завлабы».

Реплика Вольфа (Василий Лановой) Даллесу (Вячеслав Шалевич), касающаяся тех, кто будет руководить страной после падения режима: «…У нас все были в СС. Чем быстрее вы забудете об СС и об иерархии в СС, тем лучше будет для нас. И для вас…», – цитировалась уже неоднократно.
В 1998-м к диалогу « – Штирлиц идёт по коридору. – По какому коридору? – По нашему коридору…» сама собой присоединялась ассоциация «по нашему валютному коридору». Кстати, в том эпизоде Мюллер слушает английское радио. Придумавший Джеймса Бонда Ян Флеминг тогда, в 1945-м, вовсю работал в английской разведке. В мгновение 1998-го ушло в отставку очередное ельцинское правительство Кириенко (инженер-кораблестроитель и секретарь ВЛКСМ по совместительству), и тем, кто остался, пришлось сохранять на телеэкране «видимость внешнего порядка».

В 1999-м показ фильма достиг своего апогея, он по нескольку раз прошёл по всем каналам, заменяя отсутствующие тогда в современном количестве новые сериалы, а на Муз-ТВ демонстрировался ремикс на основе музыки Таривердиева и кадров со Штирлицем и Мюллером. Как раз на тот момент, когда Ельцин готовился передать власть преемнику.
Возможно, именно сделанное тогда сравнение Путина и Штирлица дало повод в 2004-м программе «Намедни» при назначении премьер-министром Михаила Фрадкова с восторгом сравнить его лицо с лицом Леонида Броневого, заявив: «Штирлиц – Путин получил своего Мюллера». Что, в общем, было откровенной глупостью, поскольку означало, что президент и премьер-министр в нашей стране являются врагами.

Вирус глупости, проникший в систему ТВ, следовало удалить, пусть даже традиционным для нас, тоже не самым остроумным, способом.
Показ за показом всё больше и больше оттеняли абсурдность и идиотизм, в которые, освободившись от угрюмой идеологизации, погружалось наше «рыночное» телевидение. Апофеоз случился 6 марта 2001-го: на канале НТВ произошло самое удивительное из того, что могло приключиться со Штирлицем на отечественном ТВ. В «Семнадцать мгновений весны» была вставлена реклама шоколада, созданная с помощью новейших технологий из монтажной пародии сцены – разговора Штирлица и Мюллера, – той самой, где Мюллер признаётся, что любит шнапс и ест яблоки целиком, с косточкой. Причём монтаж-реклама была вставлена именно в серию, послужившую «рабочим материалом».

Вот за что, оказывается, боролись наши бойцы невидимого фронта – за то, чтобы можно было угостить врага шоколадом с патриотическим названием. Кстати, год спустя статья из «Frankfurter Rundschau» не без гордости завершится следующим пассажем: «Несмотря на ночные бомбардировки и приближающееся поражение, картина получилась уютной и близкой. Комфортные пивные, в которых появляется Штирлиц, пробуждают у русского зрителя стремление к немецкому уюту».

Имперская «видимость внешнего порядка» распалась и вывернулась различными степенями самодовольной ограниченности и абсурдностью. Телевидение в любом удобном случае стало использовать, как иллюстрации, кадры из фильма, признав этот документ эпохи начала 1970-х свидетельством происходившего на тридцать лет раньше.

В программе ТВЦ «Особая папка» рассказ о руководителях Третьего рейха, о заговоре против Гитлера идёт, естественно, с цитатами из «Семнадцати мгновений», причём роли, исполняемые Броневым и Табаковым, представляют реальных исторических персонажей. В результате история ХХ века предстаёт как некий телевизионный продукт – для «цитаты» о Мюллере была взята серия, которую показывали в тот день на канале «Россия».

Думаю, ещё не завтра покажется архаичной мифологическая достоверность самого любимого нами многосерийного телевизионного фильма.