Режиссёр Татьяна Лиознова, отмечающая в июле-2004 свое 80-летие, — это  «Три тополя на Плющихе», «Карнавал» и «Мы, нижеподписавшиеся». Высокий уровень, крепкий профессионализм. Сейчас так не снимают. Но прежде всего — это «Семнадцать мгновений весны». Легендарный сериал, сделавший легендарной маленькую женщину, которой подчинялся сам Штирлиц.

У каждого мгновенья свой Кобзон

Могла ли подумать Татьяна Михайловна, снимая свои «Три тополя», что свет сойдется клином для неё на другой цифре — 17, на «Семнадцати мгновениях весны», и она отвоюет сценарий Юлиана Семенова у «Ленфильма» (автор даже возвратит студии уже полученную ранее сумму, равную автомобилю), затем объявит сценарий слабым и создаст новый вариант? Естественно, она захочет стать в титрах соавтором сценария, а Семёнов этого не захочет, и все решит в пользу Семенова третейский судья композитор Таривердиев.
Да и Семенов, сочиняя «Семнадцать мгновений весны» под шум теплого моря в Гаграх на пишущей машинке «Колибри», ежевечерне подпитывая вдохновение дюжиной бутылок шампанского, мог ли он подумать, что в виде Штирлица выпускает джинна из бутылки, создает одного из самых популярных героев-легенд, персонажа многочисленных анекдотов?
Ни Лиознова, ни композитор Микаэл Таривердиев и догадаться не могли, что песни к фильму споет вначале сладкоголосый Муслим Магомаев, затем его перепоет Иосиф Кобзон, который успеет войти даже в поговорки («у каждого мгновенья свой Кобзон»), но не успеет войти в титры и попадет туда позднее. А Таривердиева «доброжелательные» коллеги обвинят в плагиате — дескать, музыку к фильму украл он у француза Френсиса Лея. Приходилось оправдываться.
А фильм приходилось снимать одной камерой, накрытой телогрейкой, чтобы не тарахтела, ведь последующего процесса озвучки практически не было. Кинематографическое начальство пожалело денег на зарубежные командировки, и в Берлине Лиознова снимала не так много. Цветочную улицу (Берн) нашли в Риге, границу между Германией и Швейцарией — на Кавказе, невыездного тогда Льва Дурова, получившего после роли провокатора Клауса кличку «главный бандит республики», пришлось пристрелить в подмосковном лесу — так дешевле.
Да, не всегда точно соблюдались марки автомобилей, и песня Эдит Пиаф была «перекинута» из 60-х годов в 40-е, и много хроники пришлось добавлять, потому что высокие военные чины возмущались: дескать, что это получается — одна разведка войну выиграла?! Но в результате вместо 9 серий получили 12, получили в результате отличное кино.

250 метров молчания

Все-таки видно, что фильм снимала женщина: каждый дамский образ в сериале, даже самый незначительный, сделан с таким пониманием, такой тщательностью.
Без женщин жить нельзя на свете, нет. Даже аскету Штирлицу. Поэтому они сопровождают его все 12 серий, и отбирала их Лиознова с величайшей требовательностью. Тут вам и дама в лесу — милейшая фрау Заурих (Э. Мильтон), и дама с лисой (И. Ульянова), и загадочная Габи (С. Светличная), и актриса Марика Рекк на экране, и идеологически чуждая нам черствая немецкая женщина Барбара (но не Брыльска), у которой все позади, и немецкая же крошка Урсула, дочка солдата Хельмута, у которой все впереди. И, конечно, жена Штирлица, верная подруга далекого друга — безымянная, онемевшая по заданию советской разведки, — какие глаза, утонуть можно. «Я прошу, хоть ненадолго!» — умоляют эти глаза. Но Штирлиц непреклонен — работа превыше всего, конспирация, батенька, конспирация! Сыграла жену актриса Вахтанговского театра Элеонора Шашкова, учившаяся в свое время в 12-й средней школе города Симферополя.
Сцены свидания не было в романе. Ее придумала сама Татьяна Лиознова — действительно, сочинить такое могла только женщина. Сцена занимает минут восемь экранного времени — целую вечность, 250 метров пленки. Начальство требовало сократить, Лиознова наотрез отказалась и правильно сделала: чего уж мелочиться, когда есть о чем помолчать.
И, конечно же, радистка Кэт, Катя Козлова, Кэтрин Кин.
Екатерина Градова, утвержденная Лиозновой на роль радистки Кэт, — личность любопытная. Едва выйдя на театральные подмостки, пользовалась благосклонностью престарелого и знаменитого актера Штрауха, который был уже в летах и много играл в кино Ленина. Любопытно, что звали его Максим Максимович, совсем как Штирлица — Максима Максимовича Исаева.
Затем Градова стала, пусть ненадолго, женой Андрея Миронова, родила ему дочку Машу. Во время демонстрации «Мгновений» ходили слухи, что в роли ребенка Кэт снималась дочь Градовой и Миронова. Это сущая легенда — Машенька тогда еще не только не родилась, но и не планировалась — роман между Градовой и Мироновым начинался.
Для съемок же брали крошек из близлежащего детского дома. Вспоминают, что малюток было шесть. Когда Рольф свирепствовал, пытаясь простудить советского ребенка, уложив его голенького на морозе перед открытым окном, деткам холодно не было, а совсем наоборот — софиты припекали, сквозняк отсутствовал напрочь, крошки отказывались плакать, наоборот — блаженно улыбались, так что раздирающий душу вопль пришлось записывать в соседнем роддоме.
Слезливые советские телезрители полюбили Кэт раз и навсегда. Когда Градова во время демонстрации «Семнадцати мгновений» однажды зашла в гастроном «Новоарбатский» со своей собачкой, ее мгновенно окружила толпа, требуя рассказать, чем же закончатся «Мгновения». Отпустили актрису часа через два. Собачку отпустили тоже.
Прослезился над судьбой Кэт и Леонид Ильич Брежнев. Сентиментальный генсек звонил актрисе, хотел встретиться. Не довелось.
Сейчас Градова стала солидной дамой, ушла из театра в кино, но не снимается, живет в деревне, занимается хозяйством. Маша Миронова выросла, стала изящной леди. Градова со своим новым мужем, который на восемь лет младше ее, воспитывает приемного сына. Взяли они его в том самом детском доме, который в начале 70-х поставлял малюток для съемок «Семнадцати мгновений весны».

Ефильм Закадрович

Прекрасный ленинградский актер, сыгравший немало ярких ролей в товстоноговском БДТ и, конечно, в кино (чего стоит один только батька Бурнаш в картинах о неуловимых!), в «Семнадцати мгновениях» Ефим Копелян наступил на горло собственной песне. В фильме его нет, хотя Лиознова собиралась дать ему какую-то роль. Зато есть его неповторимый удивительный голос. И если Штирлиц Тихонова при всей своей респектабельности и проницательности немного зануда, то Копелян сводит это занудство на нет. Копелян — богатый внутренний мир Исаева-Штирлица, отточенная мысль режиссера Лиозновой.
Штирлиц курит — Копелян говорит. Штирлиц пьет пиво — Копелян не тянется за кружкой, он говорит. Штирлиц едет к Борману — Копелян никуда не едет и не идет, он по-прежнему говорит взвешенно и спокойно, говорит, когда Штирлиц молчит, спит, бреется…
Коллеги уговаривали Татьяну Лиознову убрать из фильма слащавую сцену, где Штирлиц трогательно встречает 23 февраля картошкой, собранной, наверное, на шести сотках, выделенных штандартенфюреру месткомом разведки Шелленберга. Режиссер не послушалась, оставила эпизод — наверное, думала, что выручит голос Копеляна.
Ефим Копелян ночью ехал на съемки из Ленинграда на «Красной Стреле», утром всегда появлялся идеально выбритый, в белоснежной сорочке. Говорил всем: «Я у вас не Ефим Захарович, а Ефильм Закадрович — я же все время за кадром». Незабываемый Копелян.

100 белых рубашек Тихонова

Не устаем поражаться, как сумела Татьяна Михайловна Лиознова выбрать актера на главную роль. Была мысль сделать Штирлицем странного Иннокентия Смоктуновского, в роли штандартенфюрера мог оказаться и великий комбинатор — Арчил Гомиашвили, страстно желавший сниматься, щедро водивший съе-мочную группу в рестораны и даже закрутивший роман с одинокой Татьяной Лиозновой. Но она, эта маленькая мужественная женщина, пренебрегла сильным чувством и безжалостно вытащила из колоды козырного туза — экранного мужчину из мужчин Вячеслава Тихонова.
Самое трудное дело — играть положительного героя. Тихонову было не привыкать. Форму он умел носить еще со времен «Мичмана Панина» и «Войны и мира», многозначительно молчать тоже.
Идеологическим противникам СССР ничего не стоило бы доказать, что Штирлиц не такой уж и положительный. Во-первых, курит везде где только можно, да и где нельзя тоже, даже в больнице.
Во-вторых, как жестоко поступает он с тем же Плейшнером, посылая на смертельно опасное задание абсолютно неподготовленного человека. Пастора, старого и грузного, не только шантажирует сестрой и ее детьми, но и заставляет бить на лыжах рекорды зимней Олимпиады. С Холтоффом и Клаусом он и вовсе не церемонится: одному — бутылкой по башке, другому — пулю в сердце.
Но мы все ему прощаем — и в этом тоже победа Татьяны Лиозновой. Она сумела убедить народные массы, что Штирлиц совершает все эти поступки, как говорят в фильме «Подвиг разведчика», «за победу». За нашу победу.
Говорят, на съемках для Тихонова всегда были наготове 100 белых рубашек. Ему идёт.

Пастор и Плейшнер

Ростислав Плятт был известным и любимым актером задолго до «Семнадцати мгновений». Но именно Татьяна Лиознова вновь раскрыла нам не комедийного чудака, а человека, которого вполне можно назвать символом добра, нравственным компасом фильма.
Снявшись в «Семнадцати мгновениях», Плятт ежедневно звонил Лиозновой домой и спрашивал: «Хозяйка! Когда будем снова работать?» И когда тяжело больной артист, у которого отказывали ноги, с трудом поднимался на сцену театра им. Моссовета на специальном лифте, он, наверное, вспоминал о том, что его пастор Шлаг совсем не умел ходить на лыжах, — действительно, со спины его подменял фотограф Аркадий Гольц, но всегда умел оставаться самим собой.
А как ходит Евгений Евстигнеев — профессор Плейшнер, этот рассеянный с улицы Бассейной, вернее, Цветочной! Его походка — повод для специального исследования, глава в учебнике актерской игры, игры, имя которой — жизнь. Евстигнеев предсказал в фильме свою реальную смерть, вдали от родины, в Лондоне, накануне операции на сердце.
Два чудесных старика — они не спички из бездонного коробка находчивого Штирлица, они вне партий, идеологий, хитроумных расчетов. Они просто люди. В этом их слабость и их великая сила. Кто, кроме умной женщины, может это так остро почувствовать и передать?

Выпадающий из кадра Мюллер

Самые обаятельные в этом сериале — фашисты. Не случайно для сериала сшили самые настоящие нацистские костюмы.
Браво, Лиознова! Это она распорядилась засунуть милейшему барду Визбору тампоны в нос, поролон в мундир, да и голос ему поменяла — вот вам и Борман. Она попробовала на роль Гитлера чудесного Лёню Куравлева, а потом перевязала ему один глаз, изменила нос и слепила из него Айсмана. Это она сердилась на актера Масоху (Шольц), который никак не мог произнести словосочетание «штандартенфюрер Штирлиц» и в результате так перенервничал, что умер во время съемок. Это Лиознова назначила на роль коварного Шелленберга обаяшку Олега Табакова, работой которого восхищались и немецкие родственники прототипа, и сам грозный Андропов.
И, конечно, главное ее достижение — это Мюллер. Так угадать с Броневым — малоизвестным театральным артистом, чувствовавшим себя на съемочной площадке беспомощно, постоянно выпадавшим из кадра и после каждого дубля спрашивающим: «Ну, как я сыграл?»! Гениально сыграл чудесного гестаповца, страшного и смешного одновременно. Как неповторимо он потирает затылок, как подергивает головой и шеей из-за тесного мундира, сшитого на размер меньше, как смотрит из-под очков. Смотрит в упор на своего первого настоящего кинорежиссера — Татьяну Лиознову, сделавшую из него звезду
Сегодня, 80-летней, ей есть что вспомнить. Её мгновения стали нашими любимыми мгновениями. Мы пересматриваем и вспоминаем их сегодня с доброй улыбкой. Кое-кто порой и всплакнет. А что, не грех, если даже привезенный с дачи на юбилей режиссера Вячеслав Тихонов — непоколебимый Штирлиц, выглядящий сегодня старичком-одуванчиком с бородкой, тоже позволил себе сентиментально всплакнуть, поздравляя с 80-летием свою дорогую Танечку Лиознову.