Нет пророков в своей киногруппе! Во Львове, в 1978 году, посреди шума и хлама, в Доме культуры, где переодевали массовку, выписывали ордера, гримировали актеров, где звучала из уст «гвардейцев кардинала» густая украинская мова, где истошно хрипел постановщик Георгий Юнгвальд-Хилькевич, — ничто, казалось, не предвещало успешного киноискусства.
Каждый съёмочный день — гибель нервных клеток. Конечно, нет пророков, и теперь, с расстояния в двадцать с лишним лет, видишь, что для той поры и той страны все было сделано отлично. И Хилькевич и директор Бялый — молодцы. Но тогда я исходил язвительным юмором: «Что может быть хорошего в группе, где режиссер Хилый, а директор Вялый?!» Единственный мастер, который вызывал уважение вместо юмора, — Саша Полынников, оператор фильма. Да и тот, отвечая на вопросы, спокойно признавался: «Дюму этого не дочитал, от книги не в восторге, в шуме не участвую, гляжу себе в глазок камеры и снимаю...»
Кто бы мог подумать, что спустя годы это станет почти «культовым кино», любимым, ежемесячно смотримым в России и везде, где «наши»?
...Незадолго до съёмок я ехал по Москве в «жигулёнке» Юры Визбора. Свисток милиционера: Юра нарушил правила движения. «Гаишник» посреди Садового кольца представляется лейтенантом Петровым, требует документы у водителя, но тут Юра разворачивает светлое лицо и строго вопрошает: «А что, лейтенант, разве вам не передали по рации, что Борман едет?» Пять, десять, семнадцать секунд... И счастливый Петров козыряет Юре — проезжайте, товарищ Борман, только будьте осторожны. Юре чуть-чуть неловко за такую игру, а я думаю про себя: я бы так не смог. Но я смог, не прошло и двух лет. По Москве — слух: ГАИ ловит грязные машины: эпидемия чистоплотности и поборов с граждан. Мне свистят, я торможу. Голос снаружи: «Ваши документы!» Мой «жигуленок» — грязнее грязи. Я разворачиваюсь смуглым лицом к офицеру: «Добрый день!» Офицер переворачивает штрафную квитанцию: «Дайте автограф, товарищ Атос, а машину все-таки помойте...»
Четыре года спустя мы с моей Галей и Юрой Визбором отдыхали в январе в любимой Ялте. На обратном пути, в аэропорту, вдруг выяснилось, что Галина сумка с книгами осталась в микроавтобусе. Вечная проблема — добраться из Ялты в Симферополь. Водители Крыма имели твердый «левый» заработок. И тот, кто нас привёз, как я помню, спешил назад, через перевал, в Ялту.
Мудрый Юра находит кабинет военного коменданта, поражает воображение офицеров своим знаменитым лицом, и уже через десять минут я слышу: он на связи с отделением милиции, что находится прямо на перевале.
«Товарищ Антонов, — строго указывает он в трубку. — Задержите, пожалуйста, микроавтобус синего цвета с названием «Интурист». Он следует в гостиницу «Ялта». В его салоне осталась черная сумка с книгами господина Атоса. Сообщите о результатах поиска. Информацию передайте капитану Ивахненко, лично для Бормана».
Через сорок минут звонок, и Юра слышит: «Докладывает лейтенант Антонов. Автомашина «Интуриста» номер такой-то с водителем таким-то возвращается в аэропорт, встречайте. Товарищу Борману и Атосу счастливого полета».
В подобных случаях я повторяю про себя: «Слава богу и спасибо Хилу», то есть режиссеру-постановщику бессмертного сериала о мушкетерах Георгию Юнгвальду-Хилькевичу. Двадцать лет я крепился, стеснялся развлекать публику «байками» о съемках. Всегда было неловко за коллег, которые после показа своих фильмов бодро врут в микрофон, морочат головы кинолюбителям... Ах, как тяжело сниматься! Какая это кропотливая, трудоемкая, опасная работа! Сколько нужно таланта и мужества! Никакой театр не сравнить с кино!
Конечно, среди киноактёров есть исключения, когда мастеру и в плохом фильме удивишься, когда мастер и сквозь холодный экран будто светится и прожигает огнем своей личности. Но никто из мастеров, наверное, не будет перехваливать место актера на экране. Экран обходится — и прекрасно себя чувствует! — без профессиональных актеров (итальянский неореализм) и без актеров вообще (документальное кино, мультфильмы). Хороший режиссер из плохого актера делает чудо, а в театре это — невозможно. В театре какой ты есть, таким тебя и видят. Конечно, когда появляется лицо крупным планом, сам себе можешь показаться очень большим и значительным. Но истина остается истиной: главные «роли» в этом виде искусства — за режиссёром, за оператором, за монтажером, а сценаристы и актеры делят свои честные 4—5 места.
Хотя в кино мне приходилось падать с крыш и лошадей, валяться в снегу, ездить в упряжке чукотских собак-лаек и переворачиваться в море вместе с лодкой, но с трудом на сцене это не сравнить. Если искать подходящее сравнение для кинопроцесса, то мне, выходцу с «Таганки», самым близким кажется... процесс санаторного отдыха. Если курорт дорогой (вроде «кремлевского-цэковского»), то там тоже на каждого клиента — по пять ухажеров, пылинки с тебя сдувают, дышать на тебя боятся. Меня на съемках радикулит разбил, так меня человек восемь нежно водружали в седло и обратно. Бывают и в санаториях залы для фехтования или поля для верховой езды. И там отдыхающие хвастают своей ужасной усталостью от процедур и горных восхождений, и там падают на кортах и с лошадей... Но я отвлекся.
Двадцать с лишним лет назад и сами съемки, и рабочий материал, и весь процесс работы — все мне казалось не слишком серьезным, так что победы я никак не мог ожидать. Виноваты в этом и малый опыт работы в кино, и театральная «фанаберия». Не угадал я, когда пророчил скучную премьеру. Кога же среди поклонников фильма (и книги, разумеется) я обнаружил таких блестящих людей, как писатель Натан Эйдельман и поэт Давид Самойлов, — я окончательно расстался с сомнениями. Хотя надо точно знать цену каждого труда, а тысячи писем и уважение сотрудников ГАИ полагать приятным казусом. Смешно читать о себе в журнале «Советский экран»: «По опросам зрителей, в 1987—1991 годах Вениамин Смехов назван в числе 10 самых популярных актеров кино СССР». Я видел эти списки: «Лучшие 100 актеров». В первых строчках год за годом оказывались герои «Мушкетеров» и «Гардемаринов». Я обнаруживал имена Е.Евстигнеева, О.Табакова, О.Борисова где-то на 80—90-х местах, а кого-то из моих любимых актеров и вовсе не находил. Странно? Конечно. Скорее всего, выбор публики отражал явления жизни, а не культуры. В жизни людям не хватало такой романтики, лихости, честного слова и верной дружбы.
За двадцать лет «Д'Артаньян и три мушкетера» на моих глазах «вырос», и мы стали играть лучше. Так что теперь я без зазрения совести на своих концертах воздаю хвалу «мушкетёрам» и даже рассказываю «байки» о съёмках.
Вениамин Смехов
Главы из книги " Театр моей памяти". Изд-во "Вагриус". 2002г.
