Грохот барабанов оглушил меня и захватил своим мерным ритмом. Я зашла в пустой темный зал и посмотрела на сцену. Меня трясло: руки - от холода, коленки - от страха. Бросив барабанные палочки, со сцены легко спрыгнул маленький лысеющий дяденька и пошел на меня... Ему недавно исполнилось семьдесят (!) лет, он - актер и режиссер Театра на Малой Бронной; по мнению многих - лучший человек во Вселенной, хотя, по словам своих школьных учителей, был худшим учеником. Впрочем, это не помешало ему достичь определенных высот и добиться любви огромной аудитории. Он - Лев Константинович Дуров. Говорить с ним было легко и по-настоящему приятно. Если бы он не спешил на репетицию, я спросила его еще бы об о-о-очень многом.

 - Была ли у вас в детстве любимая игрушка, о которой вы вспоминаете до сих пор?

 - Было... да... кожух от ручной гранаты.

 - А домашние животные?

 - Их было много. Пес был, немецкая овчарка, очень красивая и большая. Он был из военного питомника. И так получилось, что он укусил какого-то большого начальника. Начальник сам был виноват: замахал на пса руками и побежал. Но собаку у меня все равно забрали и отправили обратно в питомник служить. Мне было его очень жалко, я плакал, но ничего уже не мог поде-лать. Был еж, были разные кошки, была Юлька. Ее так звали, потому что ее в июле выбросили в форточку слепым котенком. Я Юльку подобрал и выкормил из пипетки. Когда кошечка выросла, то стала очень женственной, можно даже сказать - сексуаль-ной.

 - Была ли такая вещь, которую в детстве Вам очень хотелось получить в подарок?

 - Тогда, в послевоенное время, как-то любая вещь была прекрасным и желанным подарком. А любой подарок был счастьем. Особых поздравлений, конечно, не ждали, время было такое - не до подарков. Я никогда не рассчитывал на подарки, и когда что-то мне дарили, это была огромная радость.

 - Как и за что вас наказывали родители?

 - Меня вообще никогда не наказывали. Отец выпорол только однажды. Я сидел на полу перед печкой, разбирал парабеллум и увидел ноги отца (мы жили в полуподвальном помещении). Я, естественно, швырнул парабеллум под кровать, а патроны - я с перепугу не соображал ничего - в печку. И когда отец вошел, пули стали рваться и пролетать мимо моего лица. Ни одна пуля в меня не попала, они впивались в стенку сзади. Отец стоял бледный, а потом стал что-то искать в сундуке. Он вытащил оттуда веревку, которой связывали дрова, и стал неловко засовывать мою голову себе между колен - никогда раньше он никого не порол, он не знал, как это делается; я ему помог. И от испуга и неловкости отец выпорол меня очень сильно. Я после этого в школе на уроках стоял. Мне говорили: «Дуров, сядь!», а я отвечал: «Не могу» и не садился. Отец потом очень долго ходил потрясенный: он сам от себя такого не ожидал.

 - Были ли у вас обязанности по дому?

 - Конечно. Я их до сих пор сохранил. Нет в доме женской работы и мужской. Мужчине совсем не зазорно и постирать, и полы помыть. Готовить нужно уметь. И я это умею делать очень красиво.

- Вам в школе писали записки?

 - Конечно, писали. Только о чем - не скажу. Это интимно. - У Вас были конфликты с учителями? - Да. У меня была аллергия на школу, а у школы - на меня. Я плохо учился и очень много прогуливал. Однажды директор школы сказал моей маме: «Не думайте, что ваш сын - самый плохой ученик в школе, не думайте, что ваш сын - самый плохой ученик в Москве, он - самый плохой ученик Вселенной».

 - Вы любили читать?

 - Читать я очень любил и читал много. Очень не любил математику, химию и физику.

 - Вы хотели быть похожим на какого-нибудь литературного героя?

 - Нет. Подражанием я никогда не занимался.

 - У Вас были вредные привычки? - Да, я с восьми лет официально курил. Сначала мы курили листья, потом на остановках собирали окурки. Делали мы это изящно: была такая палочка длинная в руках, а на ее конце - гвоздь. И этим гвоздем аккуратно накалывались окурки и склады-вались в консервную банку, которая привязывалась на пояс. Потом приходили домой, отрывали с окурков остатки табака и крутили самокрутки.

- Вам приходилось в детстве принимать самостоятельные решения?

- Конечно. И очень много. Я жил среди шпаны, и это требовало определенной самостоятельности

. - Когда и за что Вы получили свою первую зарплату?

 - За разгрузку дров. И в Военно-историческом архиве помогал матери разбирать бумаги: она была научным сотрудником там. Подрабатывал в токарных мастерских: занимался слесарным делом... точил корпуса для минометов, один раз работал грузом на немецкой пиле: она работала только тогда, когда я на нее садился. В ней была сломана какая-то пружина, и я выполнял роль балласта.

 - Вы в детстве думали, что станете знаменитым артистом?

 - Никогда в жизни. Я совершенно случайно попал в Дом пионеров: после одной драки парень из соседнего двора сказал мне: «Не лучше ли, чем драться, в Дом пионеров пойти?», на что я ответил: «Чего-чего?» Но тем не менее я пошел туда и попал в изумительную театральную студию. Это не был кружок самодеятельности, это была настоящая студия, руководил студией за-мечательный педагог Сернинский: он водил нас по музеям, усадьбам и, кроме того, ставил с нашим участием спектакли. У меня даже с первого из них пригласительный билет того времени сохранился.

- Если бы вы могли вернуть какой-нибудь эпизод из вашего детства, что бы Вы вернули?

 - Мы хулиганили, у нас была масса замечательных игр. Были «Казаки-разбойники», «Пристеночек», «Отмеряла», а были жестокие игры. Мы на помойке ловили котов и запихивали их в мешок из-под картошки. И вместе с мешком залезали не крышу. Человек с котом садился напротив водосточной трубы (мы эти трубы сами ремонтировали, чтобы коту не за что было зацепить-ся); на другой стороне улицы стоял «наводящий». В нужный момент он подавал знак, и кота, головой вниз, пускали в трубу. Кот вылетал из раструба внизу (а у котов есть такое свойство - цепляться за первое препятствие). Был точный расчет: шел какой-нибудь пижон, и все было подстроено так, что кот вцеплялся ему в ногу. Обычно мужчины бежали, прогнувшись вперед, и орали жуткими голосами. А кота можно было отодрать только силой. Если кот пролетал мимо «цели», то наводчика били. А если из-за него упускали двух котов, то и вовсе изгоняли из компании. Хотя потом обычно прощали и принимали обратно.

- Вы были популярным человеком?

 - Меня знал весь район. На катке «новичкам» обычно показывали на моих знакомых и говорили: «Не подходите близко, это девочки Седого.» Седой - это было мое прозвище. У меня летом выгорали волосы и казалось, что я и правда седой.

- У вас остались друзья из детства?

 - Друзья - только три моих знакомых девочки: Маргарита, Соколова и Мусенянц. Вот они - из детства. А парни как-то все разлетелись. Вот недавно объявился Балаховский, мой одноклассник, да и другие откликались. Но оно так всегда: жизнь раз-брасывает.

- Ваше самое запомнившееся путешествие?

- Мы ехали на крыше вагона в Тулу, покупать голубей. А кроме нас на крыше оказались грабители, которые вагоны обворо-вывали. Правда, в последнем вагоне они нарвались на солдат, и для них все закончилось довольно плачевно, но мы-то перепугались до икоты.

Вот так и закончился наш разговор. Ни на чем. Лев Константинович убежал на репетицию - через час у него спектакль. А я направилась домой - писать то, что вы читаете. А в голове вертелась фраза, брошенная Дуровым на прощание: «Есть такая пословица: «Стариков нужно убивать в детстве». Может, звучит немного грубо, но правильно. Нужно уметь сохранять до самой смерти детскую наивность и чистоту. Чтобы каждая любовь была первой, и чтобы ты крал цветы из соседского и, заодно, своего сада, дарил их любимой девушке и это было бы всем, что нужно тебе для счастья.» Так говорил «худший ученик во Вселенной», «Седой» из компании шпаны и просто человек, который очень любил свою собаку, Лев Константинович Дуров. Несмотря на его возраст, мне казалось, что я говорю с ровесни-ком. Он все время улыбался, и у меня до сих пор перед глазами его шаловливая, но одновременно добрая улыб-ка. Наверное, он и правда смог «сохранить детскую чистоту и наивность». В жизни каждого подростка наступает момент, когда ему кажется, что он одинок, никому не нужен и никто его, несчастного, не понимает. Именно в это время каждому нужно что-то, чтобы «зацепиться» за эту жизнь, понять собственную значимость. Это может быть книга, фильм или очередная рок-группа, в общем, что угодно. Именно таким «чем-то» и может для многих оказаться судьба Льва Константиновича Дурова. Сейчас он знаме-нитый актер и режиссер, а был таким же, как и любой из вас. Возможно, прочитав это его интервью, кто-нибудь узнает в юном Дурове себя и, узнав, подумает: «А чем я хуже?»

Женя Ведерникова

Визитная карточка:

Он сыграл множество ролей за время своей работы в театре, среди них греческий философ Эзоп из «Лисы и винограда» (кстати, это именно он мастерски орудует барабанными палочками. Ну где еще вы видели философа-ударника?). Еще он сыграл в «Ромео и Джульетте» и «Дон Жуане». В последнем был широко известен его удивительный монолог, который он произносил, удерживая гимнастический «угол» между стенами. Также он поставил множество спектаклей, среди которых добрая и веселая сказка «Золушка» в «Театре на Малой Бронной», которую взрослые любят не меньше, чем дети. В кино он сыграл более 170 ролей: в фильмах «Прощание» (по «Прощанию с Матерой»), «Девять дней одного года», «Доброе утро», «Гость и Кубани», «Песня табунщика» и многих других. Больше всего запоминается фильм: «Не бойся, я с тобой», где он пробивает пальцем ка-стрюлю. Именно эта картина принесла ему популярность, как киноактеру. В кастрюле дырку в дне заклеивали пластиком, но если мимо дырочки промахнешься, можно было и палец сломать. Правда, в момент выхода фильма об этом никто не знал, и поэтому ходило много народу с переломанными пальцами и выпытывали у Дурова секрет крепости костей, на что он отвечал: «Надо хорошо учиться, обязательно есть манную кашу и слушаться маму»