- Лев Константинович, как Вы пришли в свою профессию? Как все началось?

 - Не могу сказать, как говорят некоторые актеры, что первым моим словом жизни было: “Театр!”.

 До восьмого класса ни представления не имел об актерской профессии. Время было трудное, шло восстанов-ление разрушенного войной, а мы, ребята, часто бывали предоставлены сами себе. Как водится, во дворах составлялись компании, дерущиеся с соседними дворами и отстаивающие честь и достоинство своей улицы. Ничем от других мальчишек не отличаясь, я тоже отстаивал “интересы” своего Коровьего Брода — улицы моего детства. И вот однажды, после очередной баталии, подошел ко мне парень и сказал: "Здорово ты бьешься! С азартом! Но лучше приходи-ка ты к нам, во Дворец пионеров". Я растерялся, однако в ближайшее воскресенье отправился во Дворец пионеров Бауманского района Москвы. Да так там, можно сказать, и остался. Педагогом театральной студии был у нас Сергей Владимирович Серпинский — замечательный учитель и человек. Он первый вселил в меня веру, что я смогу стать актером. Ни дома, ни в школе всерьез об этом не говорилось,, но через два года я пошел сдавать экзамены в Школу-студию МХАТ... и меня приняли!

 Окончив театральное училище, получил приглашение в Центральный Детский театр. А тогда там работали Заливин, Чернышева, Ефремов, Эфрос! Центральный Детский стал моей серьезной актерской школой. Там я переиграл массу прекрасных солей.. Например, играл Тучку, Молодого Огурца (не просто Огурца, а именно Молодого!). Одновременно начал сниматься в кино, хотя первые работы не приносили большой радости ни мне, ни, думаю, зрителям.

 В ту пору только начали переходить к производству десятков' фильмов в год и сразу понадобилось много актеров. Только что появилось и телевидение. Большие (а на голубом экране миллионные) тиражи актерских работ, сняли с этого рода человеческой деятельности ореол таинства, легенды. Популярность завоевывалась все легче, авторитет, а тем паче пьедестал — все сложнее. Бурный рост родственных жанров, развитие самодеятельного искусства поставили артиста в жесткие рамки работы. За нами наблюдает многомиллионный, серьезный, требовательный, зрительский глаз. Тут есть над чем задуматься…

 В позапрошлом году труппа нашего театра выступала в Югославии на Белградском интернациональном фестивале. Там я и узнал это сербское слово “уместност”, что по-русски значит “искусство”. Очень точно! Корень: уметь. Уметь делать свое дело.

—А в чем оно — мастерство в Вашей работе? Что главное?

 —Мне кажется, что глав ное во всякой работе — понимать ее смысл. И акробаты обязаны думать, какой трюк и зачем они делают. А уж в драме, в кино — что говорить! Актер сам и изобретатель, и конструктор, и испол нитель, хотя он, конечно, за висим от всех звеньев про цесса создания спектакля или фильма.

Второе — импровизация, фантазия. Ближайшая аналогия — спорт. На сцене, как и в футболе (имею в виду, конечно, хороший спектакль и хороший футбол), в любой момент могут возникнуть не ожиданные, непредусмотренные ситуации. Быть хозяином “поля” — вот вершина. Спорт и театр — дело, как правило, коллективное, товарищеское. Есть даже такой термин — “легкий” партнер. Партнер, который способен мгновенно “перестроиться”, повести действие если требуется, и сделает он это незаметно, непринужденно.

Наконец, третье чувство — ритм. Или, я бы сказал, азарт, хотя это неточно. Азарт к работе, скорость реакции, синхронность внутренней, духовной жизни плюс высокая организованность и собранность.

 — Часто в статьях, посвященных Вашему творчеству, можно встретить слова: “Создал образ “маленького человека". Что стоит за этим понятием? -

 - "Маленький человек" - это, на мой взгляд, высшая мера раздавленности. - "Маленькие", мысли, узкий, кругозор, неразвитая воля… Может быть, такие люди дейст-вительно, есть, но это уж их вина, во всяком случае в наше время. Я считаю, что каждый человек, какое бы место в обществе он ни занимал, маленьким быть не должен. И мой персонаж из “Брата Алеши” — штабс-капитан Снегирев — борется с этим проклятием, с этим чувством “маленького человека”.

На примере своих персонажей я стараюсь показать, как слабый человек может превратиться в винтик какой-нибудь страшной машины, если убедит себя или даст себя убедить, что можно оставаться спокойным при виде чужой беды, помнить лишь о себе, заставить замолчать собственную совесть. Очень часто человека “маленьким” делает уязвленное самолюбие. Так было с моим отрицательным персонажем Клаусом из “Семнадцати мгновений весны”. Ему кажется, что он обойден. Что природа или люди что-то ему недодали. А фашизм — благодатная почва, на которой такой вот Клаус мажет “расцвести” и отомстить человечеству за свою несостоятельность...

—Лев Константинович, бывает так, что молодой актер отказывается играть в кино или театре маленькие роли, эпизоды, объясняя это тем, что на эпизодах можно “заштамповаться” и что “большая” роль выйдет “лоскутным одеялом” из эпизодов.

—Мне кажется, что такая “опасность” сильно преувеличена. И вовсе не умаляется авторитет актера, если он занят в эпизодах. В конечном итоге, удачно сыгранный, эпизод может за-помниться зрителю гораздо, сильнее, нежели деже центральный обрез. Я никогда не гнушаюсь подобными ролями. И однажды был за это качество вознагражден судьбой . Было это так. Василий Макарович смотрел в нашем теат ре на Малой Бронной спектакль “Брат Алеша” — инсценировку по роману Достоевского “Братья Карамазовы”. Я знал, что Шукшин очень любит и хорошо знает творчество Достоевского, и беспокоился — понравится ли ему наша работа.

...Занавес опустился. На поклонах я увидел в зале Шукшина. Он не аплодировал, сидел, задумавшись. “Не понравилось”, — решил я и очень огорчился. Но потом мы долго бродили с ним по ночным московским улицам. Тогда Василий Макарович рассказал о своей новой работе — “Калине красной”, и буквально в нескольких словах раскрыл мне всю “жизнь” моего будущего персонажа — официанта. А впоследствии, на съемочной площадке, он все призывал актеров: “Играйте достоверно, как в театре!”.

 —Лев Константинович, много ли Вы получаете писем от своих зрителей?

—Много, и особенно от молодежи. Спрашивают, как стать актером, что читать, на какие спектакли ходить. Интересуются, над чем я сейчас работаю. Что ж, воспользуюсь случаем и отвечу.

 В кино закончил сниматься в телевизионном фильме “Туфли с золотыми пряжками” — там я играю царя. На киностудии имени Горького идут съемки фильма по роману Брета Гарта “Вооружен и. очень опасен!”. Сбылись мечты детства: актеры Броневой, Банионис, Абдулов и я будем скакать ча лошадях, стрелять из кольтов в общем, полный джентльменский набор Дикого Запада... А в театре подготовил роль Яго в “Отелло”.

Вообще же, возвращаясь разговору о письмах зрителей, должен сказать, что особенно мне интересны те, которые заставляют задуматься над какими-то вопросами собственного творчества или искусства в целом, взглянуть серьезнее на то, мимо чего, быть может, в спешке привычно пробегал. Иначе говоря, письма — это прекрасная возможность глубже понять подрастающих людей, их представления, ожидания, ориентиры. Такая “обратная связь” очень ценна.