Когда читаешь, смотришь в кино или просто слушаешь рассказ о далеких легендарных днях революции, годах гражданской войны, всегда по-особому волнуешься. В этом волнении —-и безграничное уважение к людям, участвовавшим в великих событиях, и бессознательное внутреннее равнение, желание быть похожими на них. . С особым чувством следишь за событиями, когда речь идет о молодежи, о первых комсомольцах, отдавших революции свою суровую юность.

Передать драматизм и поэзию тех лет так, чтобы сочеталось ощущение величия и простоты, величайшего пафоса и обыденности происходящего, — очень нелегко. И здесь на помощь приходит сила подлинного искусства.

 Поэзия и песня всегда шагали рядом с революцией, с борьбой за высокие человеческие идеалы. Они воодушевляли на битву. Лучше всего о днях и делах революции могут рассказать поэзия, песня. Вот почему пьеса Михаила Светлова Названа драматической поэмой, вот почему в ней так много песен и стихов.

Драматическую поэму и поставил Центральный детский театр. Эта поэтичность во всём — и в чудесной музыке В. Оранского, придающей спектаклю то героическую приподнятость, то мягкий лиризм, и в светящихся, одухотворенных лицах артистов, и во многих, может быть, незаметных на первый взгляд, но важных, создающих фон эпохи режиссерских деталях. Все это придает особое настроение спектаклю, жизненную достоверность его героям. Постановщики О. Пыжова и В. Бибиков передали тревожную атмосферу времени, обаяние юности, вышедшей в бой за народное счастье.

Вот Сашка (артист Л. Дуров) — с широко открытыми, наивными горящими глазами, с растрепанными пшеничными волосами, размашистыми движениями, детской увлеченностью подвигами мушкетеров. Ведь это и светловскнй герой и вместе с тем взятый из самой жизни настоящий, не выдуманный первый комсомолец. Или «Налево» — О. Анофриев — чуть задумчивый, ясный «летописец грядущих лет», поэтичный и мужественный, суровый и мягкий. Кажется, будто он шагнул к нам через десятилетия прямо из старого барского особняка, переделанного в комсомольский клуб, шагнул, чтобы рассказать о незаметных, но героических делах своих друзей — сосредоточенного секретаря ячейки Якова, доброго, немножко смешного, немножко иронического Моисея, смелого и сильного Коли, задорного Вани, молчаливой, задумчивой Души, бесконечно преданной делу революции Тоси, нашедшей свой путь в жизни бывшей гимназистки Вали. Но теплее всего ему хочется рассказать, конечно, о своем брате Васе, или «Направо». И зритель соглашается с этим «теплее», потому что артист К. Устюгов сумел завоевать право на любовь и глубокое сожаление к погибшему герою. Трудно сказать, чем он больше достигает этого - мягким взглядом, голосом, удивительно милым хохолком на голове, движениями, — но весь облик «Направо» заставляет полюбить его и вместе с Костей и Тосёй горько переживать его гибель...

И вот ты смотришь ту же пьесу в театре имени Пушкина. Смотришь ту же сцену — и вдруг ощущаешь, что тебе не жалко этого «Направо». Не жалко — да и все. То есть «Направо» — комсомольца, убитого врагами, жаль. "Направо" — Героя пьесы Светлова «Двадцать лет спустя», конечно, тоже жаль, А вот гибель «Направо» артиста В. Гусева не волнует, его не жаль, потому что артист не сумел вызвать в зрителе любви к своему герою. И это относится ко многим исполнителям, и особенно мужских ролей, в спектакле Театра имени Пушкина.

Прежде всего им не хватает того, чем наполнена вся пьеса М. Светлова и чем прекрасен спектакль Центрального детского театра, — юности, поэзии, романтики. Весь спектакль, поставленный К. Марининой и Ю. Козловским, обыденен, даже скучен. В нем есть претензия на монументальность—и в поведении героев, и в композиции отдельных сцен, кстати сказать, во многом не соответствующей пьесе и замыслу М. Светлова, и в некоторых режиссерских решениях. Зачем, например, обрамляющее сцену алое полотнище? По-видимому, этой торжественной рамкой режиссеры хотели поднять, возвысить происходящее на сцене. Но глубоко лирической, поэтической пьесе М. Светлова такой эффектный приём, к тому же свидетельствующий о трафаретном мышлении, только мешает. Он придает ей искусственность, снижая внутреннюю приподнятость происходящего. Вдохновенность, огромный революционный пафос пьесы лежит внутри, в самом тексте, в образах героев. И этого театр имени Пушкина как раз не заметил. Поэтому его спектакль получился- сухим, прозаическим.

И Яков, и Коля, и «Налево», и «Направо», и отчасти Сашка выглядят не то. что старше, чем представлялось, но в них отсутствует обаяние юности. Думается, что поэтому превращение их в героев Дюма, и выглядит несколько неожиданным и натянутым — в них не чувствуется впутренней возможности этого перевоплощения. И поэтому исчезает второй, скрытый смысл пьесы — преемственность героических традиций смелых, храбрых, верных мушкетеров, лучших людей прошлого. Кстати, даже сами имена ДАртаньяна, Атоса. Портоса, Арамиса исчезли из списка действующих лиц. А ведь автор включил их в этот список но зря.

 Исполнителям ролей комсомольцев не хватает и простоты, непосредственности, безыскусственности детей рабочих кварталов. Вася с Костей очень смахивают на гимназистов, и особенно «Направо» в сцене репетиций пьесы. До обидного невыразителен «Налево» — Н. Прокопович, а Моисей В. Кудрова больше похож на иронизирующего резонёра из состоятельной семьи, чем на бедного еврейского мальчика, мечтающего «хорошо питаться на дому».

Удачнее сыграны женские персонажи и в особенности Тося (артистка Т. Зяблова). Но и в её героине часто просвечивает недружная интеллигентность.

 Большим недостатком спектакля театра имени Пушкина является его статичность. Не стоило переделывать М. Светлова и создавать искусственное «единство действия», лишив спектакль сцен в комнате Берты Кузьминичны. Перенос их в комсомольский клуб ничем не оправдан.

Также не оправдана переделка последней сцены. Со спектакля театра имени Пушкина уходишь, не поняв, что же означает его название «20 лет спустя». Выхолостив линию пьесы, связанную с образами мушкетёров, театр упустил её важнейшую мысль: и десять, и двадцать лепт спустя мушкетёры делают то же самое — пьют, едят, дерутся на шпагах за Людовиков с разными цифрами. А мы прожили «двадцать лет, которые—тысяча». Эти слова, конечно, Многое говорят и в спектакле пушкинцев, потому что это очень сильная, впечатляющая мысль. Но они не звучат с такой силой, как в пьесе Светлова.

 Почти утерян в спектакле и второй смысл названия «20 лет спустя». Из-за отсутствия в конце панорамы Кремля и диалога часовых исчезает мысль то передаче эстафеты в сороковые годы и еще двадцать лет спустя — в шестидесятые.

И все это есть в спектакле. Центрального детского театра — спектакле юном, поэтическом, доходчивом,впечатляющем.

За последнее время часто неудачи некоторых спектаклей приписывают качеству литературного материала и упрекают автора. Две постановки пьесы М. Светлова «20 лет спустя» — пример того, как можно на одном и том же благодарном материале создать большое произведение искусства и скучный, серый, невыразительный спектакль.