"Женитьба" Н. Гоголя в Московском драматическом театре на Малой Бронной. Постановка А. Эфроса. Художник В. Левенталь. Композитор В. Дашкевич. Главный режиссер театра — заслуженный деятель искусств РСФСР А. Дунаев.

Совершенно невероятное событие в двух действиях — так определён жанр.

 ..Куда уж невероятнее — женитьба. Случалось со всеми. И всякий раз, как впервые на земле.

Классическая история сватовства Подколесина начата в спектакле так, что у зрителя не остаётся выбора. Все — значительность оформления, торжественность музыки, золото и патмма старинной картины, медленно приближающейся к залу из темной глубины сцены, из глубины времени (приближающейся так, что сначала у-лавливаешь цвет, потом фигуры, лотом все ближе, знакомее становятся лица) — сейчас произойдут события серьезнейшие, значительнейшие.

Подколёсин Н. Волкова с первых фраз драматичен, исполнен сильных страстей, разрываем глубокими противоречиями.

Всё полно чувств, все в напряжении, все в жестком и жестоком динамизме...

.--Что — все?

Глупая история сватовства надворного советника к полнотелой купчихе.

Здесь, на наш взгляд, существо поставленной комедии. В противоречии между глубиной чувств и страстей, их трагедийным" накалом — и банальной, нелепой, пошловато бытовой сущностью событий.

Представьте себе Гамлета. Обрюзгшего, провинциального Гамлета Мценского уезда, который начинает свой знаменитый монолог словами «жениться или не жениться». И продолжает:. «склониться ль под ударами судьбы или оказать сопротивленье?».

Куда уж невероятнее событие, коль Офелию вашу зовут Агафья Тихоновна!

 И она тоже почти сходит с ума... Жених перед свадьбой из окна выпрыгнул. Шляпу оставил — событие для Подколесина невероятное. Жест героический, поступок подвижнический. Чиновник — из окна, без шляпы...

Гоголь «Женитьбы» в прочтение А. Эфроса неотрывен от Гоголя «Петербургских повестей», от Гоголя «Мертвых душ». И в реальности происходящего, и в невероятности его. Да, обстоятельства жизни героев таковы, что все силы души — души живой, человеческой — концентрируются в постройке шинели. Это — воистину главное событие жизни.

 А может быть — не в постройке шинели? А может быть — в женитьбе? Может быть, единственный путь изменить свою жизнь, расчесться со «скверностью» существования — жениться?

Вот откуда титанические страсти Подколесина. Да и только ли его одного? Для Агафьи Тихоновны замужество — тоже выход, желанный, долго и мучительно жданный выход из нынешнего состояния— в другое, в новое. Тем труднее выбор, тем основательнее эта попытка приставить нос одного к губам  другого...

Чего жаждут герои комедии, участники невероятного события? Они хотят счастья. Счастья — Подколесин Н. Волкова, Агафья Тихоновна О. Яковлевой, Яичница Л. Броневого, Жевакин Л. Дурова, Анучкин Д. Дорлиака,

Для Яичницы счастье — дом на кирпичном фундаменте, дпя Жевакина — возможность преклонить забубённую облысевшую головушку на милых коленях, для Анучкина — жена, знающая французский язык и изящное обхождение... А уж для Подколесина — возможность какой-то другой, не скверной жизни...

Вот это событие, которого все они добиваются — совершенно невероятно. Реально, достоверно, близко, осязаемо. И невероятно. Стоит коляска н>а сцене. Никуда эта коляска не поедет. Лошади не аапряже-ны. В ней можно разместиться даже с известным удобством. В ней можно спрятаться в минуту трудную, подняв кожаный верх. Но поехать она никуда не поедет. Не может... Невероятно это. Не бывает такого счастья. Это выдумка, миф, мираж.

Театр предлагает нам грустную комедию. Безусловно,, комедию, ибо все это — смешно. Смешно в актерском исполнении, смешно и в зрительском разумении, смешны маленькие, мелкие, ужимках и прыжках, люди. Смешон этот- парадокс — столько душевных сил, столько чувств и страстей — во имя чего? Зачем? На что?

Смешон-то смешон. Но вот Кочкарев, Начав смеяться, остановиться не может. Вроде бы с хохоту покатился, а обернулось кашлем, удушьем... Ибо герои комедия — люди. Желающие счастья. И не все они виноваты в том, что их представление о счастье так мало и глуповато. У них нет другого в этих обстоятельствах. Нет другого, ибо то ли часы ударят, то ли пушка с Петропавловки напомнит о себе, и он обернутся и вновь окажутся в мире, где маленький человек мечется среди петербургских каменных громад. В буквальной, почти фотографической реальности гоголевского времени.

 Тут уже не до смеха. Впору плакать... Как плачет Агафья Тихоновна. Жених из окна выпрыгнул, сел на извозчика и уехал. Как они счастья хотели вдвоем. Как ке могли говорить об этом — все обиняками, пустяками. И словно стена между ними — руки раскинешь по стене и стоишь, стоишь...

Он далеко не убежит, он далеко не уедет. Она долго не проплачет. Все произойдет. И ничего не случится. Ничего — из того, чего хотелось.

Все мечты тут несбыточны. Даже мечта Кочкарева — позабавиться, занять себя, пустоту убить, заглушать громким разговором, тонкой интригой, деятельностью бурной и полезной для приятеля.. Кочкарев М. Козакова — маленький, провинциальный дьявол. Мелкий бес, искуситель, ругатель... Даже у него не случилось, не вышло. Хоть его-то планы помельче жениховских.

Опустошенный, сломанный стоит Мефистофель двенадцатого класса с оставленной женихом шляпой... И только копыта вдалеке — цок, цок, цок.

 И сложность, и обаяние спектакля «Женитьба» в театре не Малой Бронной состо.ит в том, что здесь все — значит, означает, но ничто единственного значения не несет. Строгость постановки сочетается с актерским полногласием, с возможностью психологической достройки образа. Художник и композитор участвуют таким образом не только • режиссерском, но и в актерском решении спектакля.

Трудность актерской работы в этом спектакле усугубляется еще и тем, что все действующие лица его — лица бездействующие. Все они живут на сцене в страдательном залоге, не они совершают, с ними совершается. На весь спектакль приходится лишь один поступок — подколесинский прыжок из окна. Кипучая деятельность Кочкарева — никак не пружина интриги, а лишь видимость, фикция. И кончается - ничем. Герои ждут решений своей участи. Они ходят, говорят, толкаются или обнимаются — и ровно ничего не могут делать. Не могут. Ждут. .

 В этой трудности еще ощутимее отличная актерская работа всего ансамбля — пронзительная неприкаянность Балтазара Жевакина, сыгранная Л.. Дуровым, точность каждой интонации у Яичницы в исполнении Л. Броневого, болезненный пафос Анучкина у Д. Дорлиака, бешеный темперамент Кочкарева, за которым М. Козаков точно играет загнанность и пустоту.

И все же хочется выделить двоих героев. Агафью Тихоновну в исполнении О. Яковлевой и Подколесина — Н. Волков. И они сострадательны, и они бедны и несчастны. И они смешны и жалки. И все же убедительно их право на счастье. И тем убедительнее вся невозможность этого счастья. Невероятность его.

Пьеса написана Николаем Васильевичем Гоголем. Но поставлена людьми, читавшими Гоголя. И все то, что вышло из гоголевской шинели. Знающими то, чего Гоголь знать но мог, не успел, не увидел. И понимающими связь между дья-волиадой Гоголя и Булгакова. «Женитьбой» — блестящим воплощением классики начал свои гастроли в Одессе театр  на Малой Бронной. В этом спектакле сложно неоднозначно все, кроме позиции театра. Активной гуманистической позиции. Страшен мир в котором человеку оставлен лишь грошовая мелочь деянт а котором сильнейшме чувства свои человек может обратить лишь на пустяковину... Но все эти маленькие, смешные, пусть  ничтожные в пестроте и пошлости желаний, они— люди. Они заслуживают большего душа их жива.

Театр беспощаден, театр строг. Но он добр и последователен в борьбе за добро.