Артист театра и кино Лев ДУРОВ поистине (а не только по званию) народный. Перечислять его роли - занятие безнадежное, уж слишком велик послужной список, да и ненужное * у каждого зрителя свой набор любимых персонажей, сыгранных замечательным актером. Однажды мы с женой ждали его с семейством по случаю какого-то праздника. Шло время, а Дуровы всё не шли. Потом выяснилось, что Лев забыл номер нашей квартиры, шёл по памяти, но перепутал подъезд и позвонил в дверь квартиры совершенно незнакомых людей. У них уже вовсю шло веселье. Нежданного, но желанного визитера встретили с распростертыми объятиями и никак не хотели отпускать. Так что до нас гости добрались не скоро. Теперь, когда я признался в наших родственных отношениях, читатель уже не удивится, почему мы с собеседником на "ты".
-Начнем, как водится, с начала. Когда пришла мечта стать артистом?
- Если ты спросишь у десяти актеров, как они ими стали, девять из них скажут: "Случайно!" Наверное, так оно и есть на самом деле, наверное, наша судьба как бы предрешена. Но тем не менее не скажу, что я прямо с раннего детства мечтал о сцене или о кино, Когда уже в школе учился, меня затащили в театральную студию Дома пионеров. Там именно не кружок был, а студия. Вел ее замечательный педагог Сергей Владимирович Серпинский. Я по семь ролей в спектаклях играл, у других отнимал - каюсь, и декорации сам делал. А в школе тем временем учился кое-как. Закончил десятилетку с трудом. Было ясно, что с моим аттестатом зрелости (вернее, "незрелости") только в театральный и идти - больше никуда не примут. Я и пошел в Школу-студию МХАТа. Здесь уже на втором курсе стал персональным стипендиатом: получал стипендию имени Качалова - 400 рублей. А на третьем курсе - уже имени ( Тарханова: стипендию 480 рублей. До сих пор мне никто не может объяснить, почему у них Тарханов оказался дороже Качалова.
- Какой жанр ты предпочитаешь в кино?
- Хорошее кино - вот такой жанр. А комедия или мелодрама, триллер или боевик - все равно. Хотя боевики я вообще-то ненавижу, но вот умудрился только что отсняться в "Бан дитском Петербурге" (смеется). Только не" падай в обморок - я сыграл киллера. Правда, с трагической судьбой, меня самого там убивают.
- Ну что тебе, впервой, что ли? Тебя и в "Семнадцати мгновениях..." убивали...
- Теперь убивают очень серьезно! Это раньше просто командовали "стоп", подходил гример, рисовал на лице рану - и снимали дальше. Теперь напротив тебя стоит снайпер с духовым ружьем и целится тебе в лоб, а ты в это время играешь. В нужный момент он стреляет капсулкой, которая впивается тебе в лоб - вроде бы дырочка образуется и кровь течет. У меня потом между глаз дня три шишка была, а красное пятно только недавно сошло.
- Скажи, пожалуйста, какую роль труднее играть - трагическую, комическую? Как говорится, в какую труднее вжиться?
- Вицин всегда шутил: "На творческой встрече, когда идешь к микрофону, главное - не заснуть, а когда уходишь от микрофона - как можно скорее выйти из образа". Что значит "вжиться"? Это же суть профессии. Надо понять: ПРО ЧТО? А когда ты понимаешь, про что, тогда и образ складывается довольно легко.
- Честно говоря, нынешние экранные персонажи несколько обескураживают. Страшно даже подумать, что их действия и нравы станут образцами для подражания. Как ты думаешь, каким должен быть современный киногерой?
- Каждое время создает своего героя. Вот после войны нужно было срочно отстраивать страну и не очень размышлять о жизни. И тогда появился Коля Рыбников, герой фильма "Высота". Помнишь: "Не кочегары мы, не плотники"... Он очень мало думал, но много строил. Потом пришел новый герой - Алексей Баталов в фильме "Большая семья",интеллектуальный рабочий (да, все равно "класс-гегемон" у нас оставался в героях). А его сменил Иннокентий Смоктуновский в "Девяти днях одного года" - интеллигент с определенным пониманием жизни. Так что герой меняется -время диктует. А каким должен быть герой сейчас, очень трудно сказать. Потому что, скажу так - у нас нет идеи. Во времена нашей молодости были - иллюзорные или ложные идеи, но все же были. Например, у американцев есть идея быть самыми богатыми. Но для нас, русских, это не идея, это нечто Другое. Демократия - это идея? Ну, предположим.
Вот Амстердам считается самым демократическим городом Европы. Да не дай Бог! Я недавно побывал в Амстердаме - там узаконены однополые браки, они регистрируются, там узаконена наркомания. Никто не убедит меня, что это хорошо! К чему мы придем? Назад к пещере, к вырождению человечества. Я думаю, что демократия - нечто иное.
Когда нам объявили, что у нас демократия (а так и было - нам объявили!), все подумали: это, так сказать, вольница. А на самом деле демократия требует огромных усилий и строгой дисциплины, потому что очень легко перешагнуть определенную грань и все превратить в хаос.
- Согласен. Но перейдем к делам личным. Вот скажи, пожалуйста, как ты сам оцениваешь свой характер?
- Характер... Сейчас скажу... Однажды я поссорился с одним артистом в Театре на Малой Бронной. А у нас на проходной очень интеллигентная дежурная работала. И она мне сказала: "Лев Константинович, ой как я не хотела бы быть вашим врагом". Я говорю: "Да, я тоже не хотел бы..." Нет, я первым никогда себе ничего не позволяю, но у меня такой дурной характер, что если меня несправедливо задевают или кого-то при мне задевают, то у меня мщение не знает границ. Это плохо, надо уметь сдерживаться. Я человек горячий, несдержанный. Наверное, и еще какие-то недостатки есть. Но если сказать о своем положительном качестве... Можно? Это не будет выглядеть самохвальством?
- Ну не все же заниматься самокритикой...
- Так вот, я - не равнодушный. Я не пройду мимо валяющегося пьяного на улице, не испугаюсь испачкаться и подниму. Это отвратительное зрелище, конечно, но мы же не знаем судьбы этого человека. А вдруг его жизнь так сломала. В Сибири, например (раньше, по крайней мере, когда я снимался в Сибири), в деревнях запойных жалели, а не ругали. Их считали больными людьми. Если какая-то экстремальная ситуация ция возникает между молодыми, я тоже вмешиваюсь, хотя и получал не раз. Зато однажды спас девочку от поругания.
- Есть ли у тебя актерская работа, которой ты гордишься?
- Было несколько ролей на сцене, когда я думал, что могу после спектакля сказать кому угодно: вот, надень мой костюм и пойди попробуй сыграть, как я. Хвастаюсь, да? Но вот Анатолий Васильевич Эфрос написал в своей книге, что на спектакле "Брат Алеша" по Достоевскому всегда старался держаться поближе к сцене, чтобы встретить меня за кулисами. Вот эта роль была для меня, пожалуй, самая дорогая. Может быть, потому, что Достоевский - мой любимый писатель. Он ближе всего мне, актеру, как психолог. Чехова люблю, хотя он и очень жесткий писатель.
- Жесткий?
- Конечно! Мы в школе не задумываемся даже, какую судьбу он уготовил Ваньке Жукову. Он даже ребенку не дает шанса. А "Три сестры"? Ни у одной из девочек нет шанса, ни у одного офицера. Тузенбах убит, Соленый во второй или в третий раз становится убийцей - значит, скорее всего, сопьется. Чебутыкину без девочек делать нечего - он старый и уже пьющий человек. Маша при муже, но ее не могли оторвать от Вершинина при прощании - значит, и тут трагедия.
Да, с одной стороны, Чехов жесткий, а с другой - у него дикая боль за всех. Наверное, поэтому такие люди рано умирают. Вот я был знаком с Василием Макаровичем Шукшиным, у него просто желваки ходили, когда он видел несправедливость. И он рано ушел из жизни.
- А музыку какую предпочитаешь?
- Сначала скажу, что я не люблю, то есть даже это мягко сказано - "не люблю", а просто пугаюсь вот этих массовых действ, когда улюлюкающая толпа, да еше с девочками на плечах, вздымает руки, снимает майки... Это мне напоминает, пусть они меня извинят, стадо. Причем спроси их потом, о чем пели музыканты, - никто не скажет, могу голову дать на отсечение.
Я не осуждаю этих ребят - им надо, так сказать, выпустить пар, выплеснуть эмоции. Но, увы, многие такие рок-концерты кончались побоищами и погромами стадионов.
Что я люблю? Обожаю джаз. Недавно сам принимал участие в концертах Гараняна и пианиста Пташка - в Израиль ездил с ними специально, читал стихи. У нас программа называлась "Джаз, поэзия, сакс" (поскольку Гаранян - саксофонист). А я сидел среди джазистов и иногда сам даже играл на барабанах в шутку. У меня в спектакле "Лиса и виноград", который идет на Малой Бронной, есть такой большой номер на барабанах, и вот я демонстрировал израильтянам, какой я ударник изумительный.
Так что бывает прекрасная классическая музыка, прекрасный джаз, прекрасная эстрада, а бывает просто "децибелами по ушам".
- Друзей у тебя много?
- Да нет, я бы не сказал, что много. Друзья разные. Был один гаишник - я с ним подружился, еще когда у меня машины не было, был плотник в театре. А из актеров дружу с Мишей Евдокимовым, а в театре буквально со всеми. Сейчас кто бы ни зашел сюда - все мы друзья. Еще из близких друзей - академик Лагуткин, космонавт Гречко. Вот недавно поздравлял Славу Третьяка, хоть мы и редко видимся, но созваниваемся постоянно. Дружить - это ведь не обязательно каждый день встречаться. Но когда ты понадобишься, то должен обязательно оказаться рядом с другом. Дружба - это работа: тяжелая, но очень хорошая.
- А со спортом дружишь?
- Когда был молодым, играл в футбол. Вот видишь (задирает штанину), эти шрамы называются "накладками", шипами оставлены, когда тебе ногу пытаются сломать, но не до конца. На мотоцикле гонял, немножко занимался боксом, каратэ, немножко играл в хоккей. А вот на съемке фильма "Не бойся, я с тобой" пришлось прежние навыки каратиста вспомнить. Сначала были у нас тренировки, а потом спарринг. Выходит каратист. У него пояс, а я просто любитель. Юлий Гусман, наш режиссер, говорит каратисту: 'Только осторожно, ты же имеешь дело не с профессионалом, а с артистом". Тот отвечает: "Конечно, конечно!" Мы с ним - прыг, прыг, и он мне попадает сразу же. Я машинально отвечаю. И вдруг попал, смотрю, он -раз... и сел. И сидит на земле. Потом открывает глаза и говорит: "Ну, Дуров, это тебя надо было предупреждать, чтобы ты не очень..." Сработало что-то старое. Хотя палец мне все же выбили, в непогоду болит.
- Ну а как зритель - интересуешься футболом?
- Конечно, а как же! Но, к сожалению, часто плохо играют, приходится сравнивать с футболом не нашим, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы, вот что обидно нас странная психология. Когда наши футболисты тот выходят на поле, я сразу говорю: "Ну, опять проиграют".
-Почему?
- А ты посмотри на их лица! Они выходят, как бы у обреченные на поражение. Если бы я выходил на сц| с такой мордой, на которой написано, что я не знаю текста, ни мизансцен, что же это будет? Провалю роль и спектакль угрохаю. Так и они. Даже проигрывать надо весело.
И знаешь, это касается не только футбола, а и всей нашей жизни. Да, жить сейчас многим, очень многим щр Но не надо вешать голову, не надо плакаться другим в жилетку. Вот американцы в этом отношении замечательные люди. Какие бы проблемы у них ни возникали (а у них то возникают проблемы, да еще какие!), они никогда не переносят свои беды на других, держат улыбку даже в самых сложных обстоятельствах.
А наши... Идешь по Нью-Йорку - навстречу тебе группа людей с унылыми лицами. И когда спрашиваешь, кто такие, оказывается, это либо наши туристы, либо наши работники посольства (хотя им-то грех жаловаться). Но просто уже привычка такая. Так что хочется сказать соотечественникам: "Выше лову, держите улыбку, прорвёмся!"
