На главную


БЕДНАЯ ЛИЗА.......

Н.Игнатьева.

Жажда над ручьёмКогда моя дочь была ещё в дошкольном возрасте, мы смотрели с ней какой-то детский спектакль. Актеры старательно ставили все точки над «и», «разжевывали», «нажимали», недооценивая возможности детского восприятия и полностью разрушая всякую иллюзию достоверности происходящего. Дочь глядела на сцену равнодушно.

Спектакль кончился, я спросила, понравилось ли, она вежливо ответила: «Не очень» — и добавила: «Ведь все это не по правде. Понарошке». Ребенку хотелось поверить во «всамделишность» театральных героев и обстоятельств, а на сцене все делалось для того, чтобы эта вера не возникла — исполнители «работали на публику», бутафорскими выглядели чувства и поступки персонажей. Да и сам спектакль режиссер выстроил так, что в нем невозможна была атмосфера подлинной жизни: фронтальные мизансцены не располагали партнеров к живому общению, герои обращали свои реплики прямо в зал и т. д. Действительно, события развивались «не по правде — понарошке» ...

Первую «рецензию» своей дочери я вспомнила в связи с явлениями, казалось бы, иного рода. С фильмами, авторы которых стремились убедить зрителей, что показывают «жизнь, как она есть», в ее обычном повседневном течении, в тех самых неприкрашенных буднях, из коих и слагается действительность. На экране и в самом деле были точно такие жилые домики, к каким привычен наш глаз в жизни, появлялись буровые вышки и метеостанции, и существовании которых не было оснований усомниться, пробивались через снега и болота настоящие автопоезда; люди бурили промерзшую землю, передавали метеосводки; варили уху, сражались в домино, пели под гитару веселые и грустные песни..! И спорили о том, где искать нефть, и вступали в конфликт по вопросу о смые ле бытия... И все-таки это было «не по правде — понарошке». Действию как раз не хватало естественной непринуж денности, раскованности, свободы. Слишком видны были старания авторов создать ощущение «натуральности» происходящего, расставить необходимые «знаки» современности. Экранная жизнь если и сохраняла какие-то внешние приметы реальной действительности, то явно утрачивала ее истинную сложность. Надуманными выглядели терзания Марата Юртова из фильма «Там, где длинная зима», искусственно нагнетались трудности и невзгоды маленькой радистки Ани {«От снега до снега»), наслаивались стандартно-книжные ситуации в фильме «Три времени года».

На пустом месте создавалась и «философия» картины «Жажда над ручьем»: авторы верно уловили проблему, но не сумели сделать ее источником интересных, глубоких размышлений, которые бы вызывали ответное желание додумывать дальше, искать новые решения поставленного вопроса. Фильм являет собой пример того-самого натужного искусства, которое мимикрирует «под жизнь», маскируется «под серьез», возводит элементарное и внешнее в ранг многозначительного глубокомыслия.

 Пейзажем, снятым с вертолета, открывается фильм: северная тундра, далекий, необжитый край. Заставка, очевидно, рассчитана на то, чтобы подчеркнуть мужество, стойкость человека, самоотверженно работающего в этих суровых местах. Человека зовут Леша. Он гидролог. Вот что говорит oн о своей профессии: «Осадки, паводки, водный режим, уровень — все в наших руках... Мы, как геологи,— всюду приходим первыми». Это, пожалуй, все, что мы поначалу узнаём о герое.

Известна, правда, еще и такая деталь: Леше трудно справляться со своими обязанностями одному, без помощника. Едва мы собираемся посочувствовать Лёше, как помощь приходит — девушка В модной куртке, джинсах и кокетливо повязанном платочке отныне будет рядом с Лешей, под одной с ним крышей в маленьком, тесноватом домишке, где придется пережить им и весенний паводок, и короткое северное лето, и осеннюю непогоду, и зимние бураны.

Так действие фильма сосредоточивается на двух героях, они держат сюжет, их отношения определяют развитие событий. Значит, основной задачей, которая стояла перед создателями картины, было как можно полнее выявить характеры, углубиться в исследование человеческой натуры, проникнуть в ее суть.

«Девушка самостоятельная... Инициативна!... Сама к нам приехала. По зову сердца»,— представляет Лизу Начальник.

Что касается инициативы, то здесь Начальник явно преувеличил, ее Лиза целиком отдает в руки Лёши, даже но части приготовления завтрака. А вот насчет «зова сердца»... Тут он, пожалуй, не очень ошибся, ибо пока ничем больше нельзя объяснить появление в тундре вполне современной городской девицы, не имеющей никакого представления о том, куда она попала и что должна здесь делать.

— А там что?

— Геологи живут.

— А там?

— Буровые. На гору уже вылезли.

— Еще вопрос задать можно? Как она называется?

 — Кто?

— Ну, должность моя.

— Наблюдатель.

— Наблюдатель. Это что-то вроде диверсанта?..

Можно предположить, что автор хотел придать диалогу немного юмора, но, честное слово, такой юмор недорого стоит, даже если с его помощью сценарист хотел подчеркнуть полное неведение Лизы в деле, которым она должна заняться, ради которого, по-видимому, приехала сюда.

Нам, зрителям, надо знать, почему здесь оказалась Лиза.

Этим, естественно, интересуется и Леша. «Почему ты сюда приехала? — не раз спрашивает он.— Что-нибудь произошло?.. Причина ж какая-то была. Не без причины же?»

Но Лиза уклоняется от прямого ответа. И тогда, вслед за Лешей, начинаем строить догадки мы. Перебрав несколько вариантов и не найдя им подтверждения в фильме, решаем: Лиза, очевидно, появилась в этих краях потому, что киногерои нынче ищут свое место в жизни обязательно в отдалении на сотни и тысячи километров от своего местожительства. Рядом с домом — это неинтересно, неромантично, да и к тому же автору нужно придумывать особый сюжетный ход, искать какую-то коллизию. А вот в сибирской тайге, за полярным кругом, на Дальнем Востоке — это уже принято, узаконено, освоено. Это —модно.

Но кинематографическая мода, мода на сюжеты, ситуации, на ту или иную стилистику неизбежно оборачивается шаблоном, штампом, свидетельствует о банальности, узости мысли, о бедности творческого арсенала и, прежде всего, конечно, о слабых связях с самой жизнью, с ее неповторимой и бесконечно многообразной реальностью.

В фильме, поставленном начинающими режиссерами Ю. Каленым н К. Осиным по сценарию театрального драматурга Ю. Эдлиса, все течёт и развивается в весьма близком соответствии с той драматургической схемой, которую наперед вычерчиваешь на пути героев. Шаблонное сюжетное лекало подсказывает каждый следующий шаг.

...Они работают вместе. Вместе мокнут под дождём. Вместе смотрят в туманное небо, провожая улетающих на юг птиц. Чувствуешь: должно произойти что-то, что еще больше сблизит героев. И оно происходит: Леша занозил руку, Лиза вынимает занозу. Крупным планом — «руки Лизы, вынимающие занозу из Лешиной руки», крупно — лицо Леши, который смотрит на Лизу. Долгий взгляд...

Пришло чувство. Героям придется его проверить в разлуке, поскольку Начальник отправляет Лизу на другой пост. Лиза будет вспоминать о Лёше в лодке, на озере. Лёша думает о Лизе в лесу. И вот уже героям окончательно ясно, что они друг без друга не могут. А у нас, зрителей, такой ясности нет, нам, грешным, хотелось бы понять, что же соединило этих людей, какие духовные нити протянулись между ними. Тем более что до сих пор мы совсем немного узнали о молодом гидрологе и его помощнице.

Однако похоже, что у Лизы и впрямь серьёзное чувство — она готова пойти на все для любимого:

— А хочешь, я не буду курить?

— А хочешь, я обед сготовлю?

Но не только к приготовлению яичницы возникает такой бурный порыв у героини. Она готова к исповеди — к рассказу «про старую жизнь».

Мы наконец получаем возможность познать мотивы, которые привели Лизу сюда, на Север, узнать её, так сказать, запросы...

«Мне раньше все казалось, да и сейчас в общем кажется, что самое главное будет еще впереди. Завтра, послезавтра, через год. А получилось... Завтра то же самое, что и сегодня, послезавтра то же, что и завтра, и через год то же самое.

...Кончила школу, пошла на работу. Каждый день одно колесико монтировала. Дом, работа, опять дом. Танцы в клубе... Одни и те же мальчики каждый вечер».

Слушаешь этот бароновский монолог наизнанку и думаешь: «Бедная Лиза! Какая у нее была неприглядная жизнь!» «Кончила школу, пошла па работу...» — скучно, не правда ли? И на работе зеленая тоска — «каждый день одно колесико монтировала». И уж совсем страшно подумать: «Одни и те же мальчики каркдый вечер»!

Нам не хотелось бы иронизировать но, к сожалению, монолог написан так, что невольно к тому вынуждает. Однако, если говорить серьезно, самоощущения Лизы дают немаловажный повод для раздумий, для того, чтобы с остротой и Значительностью поставить Лизин вопрос, как вопрос жизни, дальнейшего существования, выбора пути. Ведь нечто подобное в самом деле испытывают восемнадцати-девятнадцатилетние сверстницы героини. В пору юности нередко появляется чувство неудовлетворённости: не сложилась ещё судьба, однообразной кажется повседнениость... И можно понять Лизу, ее стремление «бежать, не зная куда»: «Я себе представила... а если всю жизнь так (шутка ли сказать — «одно колесико», «одни и те же мальчики». — Я. И.). И ничего другого не будет»... Да, тут любая случайность могла повернуть судьбу Лизы. Ею оказалась газетная заметка о «жемчужине Севера — Хан-тале».

Такая случайность могла не просто перенести Лизу в еексрные широты, но и наполнить высоким смыслом ее ЖИЗНЬ. Следовательно, повторим еще раз: авторская исходная позиция верна, все дело в том, куда и как пошли дальше создатели фильма, к чему привели свою героиню.

«Жажда над ручьем». Название раскрывает замысел, смысл фильма. Не мучайся жаждой над ручьем, пей из источника, смотри и находи прекрасное в окружающей тебя жизни... Этот урок авторы стремились извлечь из киноистории. Но надо было показать поток — живой, интересный, содержательный мир, мимо которого проходит, не умеет ценить, пользоваться его богатствами наша героиня.

Что же в фильме? В Хантал Лиза приезжает разочарованная обыденностью, в поиеках «необыкновенности». Удастся ли ей здесь найти эту «необыкновенность») обыкновенной жизни?

Суровая северная природа. Но, наверное, и в этой суровости есть своя привлекательность, красота, которую нельзя не заметить, не опоэтизировать. А на экране сменяют друг друга тоскливо-однообразные пейзажи. Льет дождь. Метет снег. Воет пурга... Однообразна и работа, показанная авторами точно так же, как выглядела она в воспоминаниях Лизы о прошлом,— не чувствуешь ее важности, необходимости, не видишь удовлетворенности трудом. Люди? Они или безлики, или весьма примитивны в своих взглядах, поступках, намерениях.

Вот делится своей неудачей рабочий Гриша:

— Ездил я нонешней весной в отпуск. Разные там Сочи, Мацесты. Думал, молодую привезу...

— Чего ж ты не привез?

 — А шут её знает.

— Подхода не имеешь.

— Да подход как раз был. Тысячи три при себе новыми имел.

Готовится к свадьбе Лиза. Ее наставляет продавщица Оля:

— У тебя фата есть?

 — Нет.

— Вот. А мой Иван мне купил и платье н фату... Знаешь, что я тебе скажу? Мужика надо с первого дня в руках держать. Потому что потом он тебе все равно на шею сядет.

А позже Оля рассказывает о своей семейной жизни:

— Мой Иван недавно пришел навеселе. И стали мы с ним пельмени делать. Слово за слово, слово за слово, как начал он в меия пельменями кидать! Вся голова в тесте. Потом сам же мне голову отмывал.

Я не против деталей и подробностей быта и не собираюсь тянуть авторов к «возвышенному» изображению действительноети, но почему-то создателей картины привлекли очень мелкие, мещанские подробности, и только в них предстает жизнь Хантала — убогим выглядит духовный мир людей.

II в избраннике Лизы — Леше зрите-<лям также не удается открыть человечески богатую, интересную личность, общение с которой способно по-новому окрасить жизнь, по-иному повернуть судьбу героини.

Хотя Лёша и говорит о том, как привлекателен труд гидролога, слова эти сухи, и это только слова, потому что само дело, каким оно показано в картине, не может выразить той любви к профессии, какую должно подразумевать в герое.

— Что ты пишешь все время? — не раз спрашивает его Лиза.

 — Да так... Ерунда,— неизменно отвечает Лёша, хотя пишет он научную работу, которой, следует думать, дорожит, в которую вкладывает всего себя. Правда, о заветном иногда так и говорят — нарочито небрежно. Но должна же хоть когда-нибудь по-настоящему прорваться увлеченность Леши своим делом, любовь к нему!

А когда Лиза скучает, мечется, Лёша обращается к ней с такой нравоучительной стереотипной тирадой, что даже сам спохватывается: «Прямо лекция от об щества «Знание».

«Теперь ты, с тобой все иначе! о -торжественно провозглашает Лиза, обращаясь к мужу. Но в ней ничего, по сути, | не изменилось. Снова она не находит себе места. Снова терзает себя вопросами: «Зачем здесь?», «Зачем вообще все?».., И плюет — в буквальном смысле — на работу, которую пишет Леша, и взрывается в истерике, и с ожесточением рвет исписанные листы...

Нравственная проблема, заявленная в фильме, давала интересные возможности решения, при условии, конечно, что сценарист Ю. Эдлис пойдет по пути, подсказанному всегда сложным течением жизни. К сожалению, автор сценария довольствовался поверхностной трактовкой темы. Определил драматическую коллизию, обрисовал ситуацию, но не решил ту задачу, которую ставил перед собой, не исследовал психологическую сущность характеров. Потому неудовлетворенность Лизы выглядит на экране пустым капризом, каким-то томлением, блажью даже. Серьезная жизненная коллизия оборачивается чуть ли не фарсом и уж во всяком случае лишается подлинного драматизма.

Скучно в Хантале бедной Лизе со скучным Лешей. Некуда приткнуться им и в городе, куда супруги приезжают развлечься. Кругом только снег.

«Крупными хлопьями валит снег».

«Стоят у кинотеатра засыпанные снегом люди».

 «Снег идет».

 «В снежном тумане проезжают автобусы».

Да, действительно, на Севере обильно идет снег — падает крупными хлопьями, застилает все енежпым туманом. Но в фильме это не просто отражение определенных метеорологических условий, а некий символический образ, подчеркнуто-многозначительный, создающий тоскливую «атмосферу».

Итак, ничто не радует Лизу. Нет ручьи, из которого могла бы испить героиня.

Но тогда как же быть с замыслом фильма, с его философской проблематикой, на которой явно настаивает сценарист? Как примирить «правильного», с точки зрения авторов, героя и «заблуждающуюся» героиню? На оба эти вопроса сценарист отвечает банальным — до смешного — «южетным ходом. В одно туманное утро Лиза, которую начинают одолевать новые психологические терзания — «Люди должны друг другу что-то давать. Обязательно должны. А у меня нет ничего, ты это поймешь рано или поздно»,— покидает Лешу и спешит на шоссе, чтобы уехать с попутной машиной.

Вот тут-то и приходит к героине «открытие смысла жизни». Само приходит, искать ничего не понадобилось.

Навстречу Лизе движутся тяжело груженные машины, и рабочий протягивает ей, отчаявшейся, кусок руды с радостным восклицанием: «Доколупались таки, доковырялись!.. А считали— бросовая буровая... Закрыть хотели...» «Не зря хлеб едите»,— откликается водитель грузовика.

Бросовая буровая дала руду. В фильме сообщение об этом событии не просто житейский факт, а символический образ. Он должен объяснить, разумеется, заранее угаданное нами возвращение Лизы к Лёше, тот благополучный финал, которым венчают картину авторы.

Итак, создатели фильма, как им кажется, довели историю Лизы до ее логического завершения. Свели концы с концами. Поставили необходимую для себя точку. Но что даёт этот «хэппи-энд»? Закономерен ли, органичен он в фильме? Есть ли в нем общественный, нравственный смысл?

 Нас хотят уверить, что Лиза вдруг поняла главное. Что она наконец поее-рила во что-то, увидела цель жизни. Но если ей было так противно «колесико монтировать», если так тяготило ее пребывание в Хантале и не смогла она увлечься новой работой, если, наконец, и с Лёшей не сумела найти счастья, то почему случайная встреча на дороге, радость незнакомых людей — та радость труда, мимо которой Лиза проходила, зажмурившись, вдруг все изменила, перевернула в ее сознании? Нет, все это нельзя принять всерьез как художественно обоснованную причину нравственного перелома героини. Не подготовлена к такому психологическому повороту бедная Лиза.

Нет, снова с нами говорят «понарошке», усиленно создавая видимость «проблем» и делая мину глубокомыслия. Подменяя истинные сложности жизни надуманными. Показывая вместо объективной картины действительности нечто скучное, бесцветное. Стоило ли изображать подобный «урок жизни», если он не выходит за рамки пустой декларации, если то. ради чего героиня бросилась «на край света», выглядит столь уныло и неприглядно"

Обидно, что на картине стоит марка «Мосфильма». Что молодым режиссерам, у которых, конечно же, с дебютом связано много надежд (хочется верить» что они, эти надежды, сбудутся в самом ближайшем будущем) и которые пытались вырваться к просторам реальной жизни, к живым проявлениям человеческих чувств, в целом все же не удалось преодолеть барьеры бедной по своей сути драматургии. Что такие невыразительные роли достались молодым актерам Т. Совчи и А. Павлову. Что, наконец, сценарий Эдлиса — а недостатки его не случайны, они свойственны и некоторым пьесам драматурга — не насторожил вовремя редакторов, художественный совет студии.

Жажда хорошего, по-настоящему современного, умного фильма осталась неутолённой.

Н. Игнатьева
 

Самые популярные материалы на сайте:


На главную

Поиск по сайту
Подписка на новости >>
Предисловие
Приветствие Льва Дурова
От администрации сайта
Новости
Анонсы на текущий месяц
Форум
Интересные ссылки
И это все о нем
Биография
Льву Дурову - 80!!!
Фотоальбом
Интервью в прессе, на ТВ
Статьи в прессе
Друзья
Школа-студия МХАТ. Ученики.
Театр
О театре на Малой Бронной
Роли
Постановки
Рецензии
Текущий репертуар
Где купить билеты
Кино, ТВ, радио
Фильмография
Роли в кино и на ТВ
Телеспектакли
Голос Дурова
Рецензии
Актёрские байки. Книги.
Байки Дурова
Книги Л.К.Дурова