13 сентября 2003 года
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Лев Дуров - актёр театра и кино, главный режиссёр театра на Малой Бронной.
Эфир ведет Ксения Ларина.

К. ЛАРИНА: Мы вас приглашаем на сей раз в театр на Малой Бронной. И сегодня у нас в гостях исполняющий обязанности главного режиссера театра на Малой Бронной Лев Константинович Дуров. Здравствуйте.
Л. ДУРОВ: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: Я все правильно сказала?
Л. ДУРОВ: Я не слушаю, я на Вас смотрю.
К. ЛАРИНА: Исполняющий обязанности?
Л. ДУРОВ: В афише пишут главный режиссер.
К. ЛАРИНА: А Вам бы как хотелось, Лев Константинович?
Л. ДУРОВ: Вы знаете, я сам поставил условие, когда так случилось, что пришлось принять этот пост, только временно. Когда появится молодой лидер, именно молодой, потому что у нас ставка на молодых, тут же кресло ему уступлю. Я даже не занял кабинета главного режиссера. У меня есть своя комната очень уютная, с портретом Анатолия Васильевича Эфроса, с афишами. Там вся моя театральная жизнь, вот там мне уютно и хорошо.
К. ЛАРИНА: Какое-то лукавство в этом есть. Не секрет, что все называют театр на Малой Бронной уголком Дурова, все же это знают. Вы в этом театре всю жизнь, ставите спектакли, и давным-давно могли бы занять кресло, вне всяких сомнений. Почему Вы этого не сделали до сих пор?
Л. ДУРОВ: Меня просили несколько раз, чтобы я это сделал. Но мне всегда казалось, что для этого надо иметь особый дар, даже дар диктатора, художественного, конечно. Для меня идеальным таким художественным руководителем всегда был Товстоногов. Во-первых, он грандиозный режиссер, во-вторых, собрал грандиозную коллекцию актеров. И конечно, был художественным диктатором. Но вот видите, прошло столько лет, если вы любого корифея театра Товстоногова спросите о нем, и они вам скажут, что Гога это был великий человек, Гога это был великий режиссер, Гога это был великий театрал. Он был невероятно образован, читал прекрасно сам стихи, в то же время обладал грандиозным талантом руководителя. А когда ты так смотришь на идеал, думаешь, а у тебя ничего такого нет, тебе не нужно лезть в руководство. А это просто, так скажем, по трагической случайности, по стечению обстоятельств, просто меня уговорили.
К. ЛАРИНА: Конечно, не обойдем стороной тему главных режиссеров на Малой Бронной, потому что очень много об этом писали. Повод понятен и печален, очередной уход очередного главного режиссера Андрея Житинкина. История получилась скандальная.
Л. ДУРОВ: Да не скандальная. Вы сами его, Ксения, дважды приглашали в то время, а меня ни разу не пригласили.
К. ЛАРИНА: Вот я Вас пригласила.
Л. ДУРОВ: Да-да. После драки кулаками не машут. А вы тогда не пригласили, я даже был удивлен, думаю, а что это…
К. ЛАРИНА: Он, кстати, никого не обижал.
Л. ДУРОВ: Я всегда с таким уважением относился к Вам. И думаю, вот как она однобоко разговаривает, приглашает Житинкина, ну пригласи и меня, хоть мы даже рядом сядем. Я никогда не боюсь никаких полемик, и разговаривали совершенно нормально. Вы этого не сделали. С опозданием. Спасибо Вам, я у вас. Но это все прошлое, мне бы не хотелось к этому возвращаться, потому что все ведь это знают, это было уже и в прессе, пресса тоже, я бы сказал, не объективна была. И вместо того, чтобы поддержать, наоборот, нападала.
К. ЛАРИНА: Парня обидели.
Л. ДУРОВ: Кого?
К. ЛАРИНА: Житинкина.
Л. ДУРОВ: А чем обидели? Если 23 человека в труппе выражают недоверие. Скажи - ребята, до свидания.
К. ЛАРИНА: Вы же сами говорили, невозможна демократия на театре.
Л. ДУРОВ: При чем тут демократия. Это не демократия, это точка зрения труппы. Запорожской Сечи в театре может не быть, да. А когда труппа выражает недоверие, и когда сплошные отказы, что невозможно, от участия в спектакле "Анна Каренина" отказалось 5 человек. Было понятно, почему. Мне бы не хотелось возвращаться, дело прошлое. Давайте лучше о будущем поговорим.
К. ЛАРИНА: Спектакли его идут сейчас в репертуаре?
Л. ДУРОВ: Идет "Метеор". Там случилась беда, потому что исполнительница роли Анны Карениной, к сожалению, то ли в Моссовете не могла договориться…
К. ЛАРИНА: Евгения Крюкова.
Л. ДУРОВ: Да. О днях. И ушел в академический отпуск, он чуть ли не три картины, артист Страхов. Оказывается, театр не имеет по закону права не дать академический отпуск. Вопрос о том, чтобы эти спектакли шли, только вчера мы сидели и разговаривали, как сделать, чтобы они шли. Будем разговаривать со Страховым, с Крюковой. Если все будет нормально, спектакли будут идти в репертуаре.
К. ЛАРИНА: А "Метеор" идёт?
Л. ДУРОВ: Идет.
К. ЛАРИНА: Что там у вас еще было, "Нижинский"? "Портрет Дориана Грея"?
Л. ДУРОВ: "Портрет Дориана Грея" – вот Страхов ушел. А "Нижинский", да, будет идти, конечно. Потому что Домогаров продолжает играть, все нормально.
К. ЛАРИНА: Я все-таки не хочу бросать эту тему, потому что мне кажется, хотя не знаю, как вы посчитаете нужным, Лев Константинович? Все-таки с Андреем вы немало поработали, и он подарил вам замечательный бенефис. Мне кажется, что стоит ему за что-нибудь сказать, спасибо. Чтобы не было ощущения неприятного разрыва.
Л. ДУРОВ: У меня неприятного разрыва не было, потому что я по отношению к нему вел себя только принципиально, и никак иначе. Он себя вел нехорошо. Ведь это не моя была инициатива вообще – расставание с ним. Я повторяю, 23 актера выразили недоверие. А когда он стал себя вести уже чудовищно, тогда я сказал, стоп, так нельзя, Андрюша. Тогда я 24-й. Потому что Андрей занимался тем, что писал в разные инстанции лживые письма, одно из них я держал в руках, мне его дали, когда пришла комиссия, были созданы, где было написано о финансовых нарушениях в Театре на Малой Бронной. Написано было от имени коллектива, когда он уже не работал, Житинкин. Так не делают. Это уже совсем некрасиво. Ты мужчина, тогда скажи, это так, развернись и уйди. А вот продолжать странную борьбу и такую – клеветническую - нехорошо, за это я ему спасибо не скажу. А за то, что он поставил спектакль "Метеор", который я с удовольствием играю, продолжаю играть, за это ему, конечно, спасибо. Я ему и тогда говорил. Но я всегда вступал с ним в спор по поводу его эстетической точки зрения в искусстве. И говорил ему даже с первого спектакля, с "Нижинского". Когда говорил о мучениях художника, я понимаю, когда в замочную скважину подсматривается интимная жизнь, это становится чуть ли не самым главным в спектакле, Андрей, я против этого. Эта тенденция продолжалась в каждом спектакле. Я категорически против этого. Тут со мной ничего не поделаешь. Я не старый ретроград, надеюсь. Но не могу я. Я думаю, что главные части человеческого тела – это сердце, голова и нервная система. А другие околичности слишком интимны и остаются в интимной жизни, а не являются предметом искусства. Все.
К. ЛАРИНА: Но касса-то была?
Л. ДУРОВ: Ой-ёй-ёй. Вот это вечная история. Касса была. Для меня лично пусть ее не будет, а будет настоящее искусство, которое про душу, про человека, про нас с вами, про отцов, про детей, про наши с вами страдания и мучения, а не про что-нибудь другое. Я не побегу туда, где горяченькое, солененькое, "ой, вы знаете, там такой спектакль, там все ругаются матом, и там очередь". Мне становится грустно, у меня выступают слезы на глазах. "Ой, вы знаете, там все голые бегают". К сожалению, зрители туда идут. Мне становится грустно.
К. ЛАРИНА: Что делать с этим народом?
Л. ДУРОВ: Это не с этим народом, это всегда было так, к сожалению. И на гладиаторские бои ходили, когда людей рвали звери. И на бои без правил собираются огромные залы, а там идет мордобой, кровопролитие, это не бокс, а нечто другое. Драки без правил.
К. ЛАРИНА: Я вам скажу еще один пример потрясающий, он меня потряс, это было в прошлом году в Лондоне. Публичное вскрытие. Битком! Битком людей.
Л. ДУРОВ: Это еще Виктор Сергеевич в своей старой пьесе "В день свадьбы", недавно был юбилей этого грандиозного драматурга. Там у него есть, это произносили Миша Державин и Саша Ширвиндт, они тогда в массовке играли. "Да, вот народ. Самолет прилетит, все бегут, а уж если пожар, о-о, так полгорода мчит. А почему? Обогащение ума".
К. ЛАРИНА: Это вопрос для меня тоже. Я вспоминаю 1993 год, Лев Константинович, помните, сколько было так называемых зевак, когда расстреливали Белый дом, и люди с детьми приходили на мост смотреть, как зрелище.
Л. ДУРОВ: Да. Я уже не мог это смотреть, потому что в 1991 году отстоял эту ночь, у меня даже, извините, медаль есть, она для меня ценна, там написано "Защитнику свободной России". Когда я оказался в Кремле, извините за нескромность, и там большая экспозиция орденов. И экскурсовод, показывая, это история всех орденов СССР и России. И она показывает, и говорит, а вот эта медаль висела между медалью за отвагу и за боевые заслуги, и она сказала, притушив голос, а вот это очень редкая медаль. И вообще, знаете, скоро она будет такая-такая ценная. Я ей пальцем показываю – "а у вас есть?!", я говорю "ага" – "Берегите".
К. ЛАРИНА: Защитник свободной России? Это ценно.
Л. ДУРОВ: Это за Белый дом, за 1991 год.
К. ЛАРИНА: Все-таки есть ответ на этот вопрос, почему привлекает, даже не знаю, как это назвать, безобразное – вряд ли. Это что-то другое.
Л. ДУРОВ: Обогащение ума.
К. ЛАРИНА: Запретное, подсматривающее.
Л. ДУРОВ: Все запретное. Было долго у нас запрет на порнографию, обнаженные тела. Мы в этом отношении, конечно, сильно перебирали. У меня тоже всегда было такое ощущение, что в СССР все со своими женами в телогрейках, в ватных штанах и валенках с галошами, и ушанку завязывают под подбородком. Так же ложатся жены.
К. ЛАРИНА: Помните знаменитый телемост с Познером? Когда одна женщина кричала не то, что секса нет, а другое, что меня мой муж никогда голой не видел.
Л. ДУРОВ: Я думаю так. Все мы прекрасно с вами знаем, что любовь не только вздохи на скамейке, это не просто прогулки, взявшись за руку, это все равно сплетение ног, сплетение рук, правда? Все мы прекрасно это знаем. Но все равно все-таки в том, что сохранялась какая-то российская интимность и святость к этому, что-то было прекрасное, а когда сказали, да можно, ребята, да выбегайте все голые на улицу. И все побежали. Пройдите по нашим подземным переходам, что там продается, посмотрите. И никто ведь не задумывается над тем, что смотрят все это наши дети.
К. ЛАРИНА: Они уже к этому привыкли.
Л. ДУРОВ: Вот.
К. ЛАРИНА: Их уже это как-то не трогает. Если раньше, ой, тетя голая, сейчас уже все.
Л. ДУРОВ: Так вот и все страшно, что мат становится нормальным фоном, около школы постойте, когда высыпает вся школа. Выходят девочки, что они делают? Тут же покупают в ларьке пиво, и послушайте, как они разговаривают. Или как они едут в метро, и никого не стесняясь. Я не говорю про парней, что вы! Я не трусливый человек, но когда ты видишь эту огромную стаю орущих, надутых пивом парней, и понимаешь, что если ты разинешь рот и сделаешь замечание, я имею такую осторожность, я всегда делаю замечания, то мы можешь нарваться бог знает на что. И женщина может тоже нарваться.
К. ЛАРИНА: Лев Константинович, ведь и в наше время тоже такое было.
Л. ДУРОВ: Было, но не в такой форме.
К. ЛАРИНА: И портвейн пили, и матом ругались.
Л. ДУРОВ: Нет. Так публично, ну вы что! Что, я не помню свой двор? У меня полдвора на 2-й Бауманской улице было блатных. Сидели, играли в карты или домино, в голубятне, всегда ругаемся. Да я иногда и в театре ругаюсь, что я, думаете, святой, что ли? Но выходил мой папа, который никогда никому не делал замечаний. И все: тихо-тихо, дядя Костя, и замолкали – уважали. И понимали, что при старших этого себе позволять нельзя, это наша компания, компания голубятни, а когда старшие, когда женщины – да вы что! При женщине бы выругался матом или матери сказал то, что сейчас говорят, извините за выражение, по соплям бы так получил, что летел бы по всему двору. А сейчас это норма, никто не обращает внимания. И постепенно, постепенно все это становится фоном, этого я и боюсь в искусстве. Поэтому, Ксения, я и готов принять любые удары, ваши упреки, отвечать на любые ваши колкие вопросы.
К. ЛАРИНА: Перестаньте, вы же знаете, как я к вам отношусь, Лев Константинович.
Л. ДУРОВ: Я тоже шутя говорю, я же вас люблю.
К. ЛАРИНА: Я просто не люблю, когда все плохо кончается, я хочу, чтобы все было по любви.
Л. ДУРОВ: Думаете, я люблю?
К. ЛАРИНА: Я бы хотела к искусству перейти.
Л. ДУРОВ: Конечно, конечно. Давайте. После тех известий, которые мы с вами послушали.
К. ЛАРИНА: Не обращаем внимания.
Л. ДУРОВ: Чтобы театр туда же добавлял, это будет совсем худо. Нет, лучше давайте вверх, а не вниз.
К. ЛАРИНА: Давайте. Итак, у нас на выпуске спектакль "Дети Ванюшина", "Дети", как вы назвали этот спектакль.
Л. ДУРОВ: Сейчас скажу, почему. Мне показалось, что "Дети Ванюшина" всю проблему сужает до одной семьи. А мне кажется, что эта тема волнует всех.
К. ЛАРИНА: У меня как раз по этому поводу к вам и вопрос. Почему это сегодня так всех волнует, возвращение, официальным языком говоря, к семейным ценностям? Потому что я вспомнила спектакль, который поставил Петр Наумович Фоменко, "Семейное счастье", это раз, у себя в театре. Во-вторых, в этом сезоне у Олега Табакова будет выходить спектакль "Мещане" по Горькому. И у вас "Дети Ванюшина". Такое ощущение, что театры, не сговариваясь, вдруг решили именно эту тему дать крупным планом. Неужели это так востребовано, как вам кажется?
Л. ДУРОВ: Мне кажется, что очень даже. Знаете, мы тоже играем с Ольгой Александровной Аросевой пьесу Гладилина "Афинские вечера". 23-го мы играем на Малой Бронной. Это антреприза. Придите и посмотрите, как принимает зал, и чем это все кончится. А ведь это просто семейная история. Папа-сумасшедший хочет, чтобы девочка стала выдающейся пианисткой. А мудрая бабушка, которая прошла огонь, воду и медные трубы, все разумно ставит на свои места. И девочка в конечном итоге рожает. А папа ей даже это запрещал делать, выходить замуж. Казалось бы, ну что, какая банальная история. Представляете, как принимают? Мы уже объездили всю Россию с этим спектаклем, были за границей, везде, прием невероятный! Значит, людей это очень волнует, они сопереживают именно этому, потому что у каждого в семье есть эти проблемы, есть подрастающая дочка, есть подрастающие внуки, и у каждого из нас забота о них.
К. ЛАРИНА: "Дети", вообще, это не лирическая история, как и "Мещане", это, скорее, история распада семьи, развала ее.
Л. ДУРОВ: Кто встает во главе после отца, а отец кончает жизнь самоубийством, не выдерживает. Я вас уверяю, спектакль будет у меня очень красивый, у меня художник Морозов, он сделал прекрасное оформление, оно не гремящее железно-пластмассовое, а это настоящая красивая декорация. У меня замечательный художник по костюмам Оксана Ярмольник, вы знаете ее. Балетмейстер у меня Гладилина. Она тоже сделала замечательные костюмы, скоро, дня через 3 у меня уже актеры появятся. Так что, все складывается.
К. ЛАРИНА: Про героев-то скажите.
Л. ДУРОВ: У меня ни одной нет звезды, привлеченные извне. У меня есть своя звезда Георгий Мартынюк. Все его любят, он недавно получил звание "Народного артиста России". С чем его еще раз поздравим от "Эха Москвы". Он репетирует просто замечательно. Это будет одна из его лучших ролей. А он сыграл их очень много.
К. ЛАРИНА: Странно, потому что ваша роль абсолютно.
Л. ДУРОВ: Мы с ним договорились вдвоем играть. Но увидел, как он репетирует, решил, что я должен остаться в зале как режиссер. А ему остаться на сцене как единственному исполнителю. Поверьте мне, вы придете, он вас очень обрадует.
К. ЛАРИНА: Но со времен спектакля Андрея Гончарова "Дети Ванюшина", где блистал Евгений Леонов, потом играл Александр Фатюшин, тоже безвременно ушедший актер замечательный, сейчас, по-моему, этот спектакль идет, если я не ошибаюсь…
Л. ДУРОВ: Не идет. Я даже не знаю, сняли или нет, но в репертуаре у них его нет.
К. ЛАРИНА: С этих времен, поскольку это было в 1970-х гг. поставлено, что изменилось в идеологии этого спектакля, пьесы, скажем так?
Л. ДУРОВ: Вы знаете, я вам честно признаюсь.
К. ЛАРИНА: Не помните?
Л. ДУРОВ: Меня Гончаров даже приглашал на роль Ванюшина. Я тогда был занят, не мог пойти. Я не видел спектакля, к счастью. Я никогда не боюсь сравнений, я никогда не боялся вторых составов, ради бога. Но лучше, когда ты как к первоисточнику, лежит перед тобой открытая пьеса, и ты начинаешь с нуля. Но видите, вы сами сказали, что многие театры взялись за эту тему, думаю, что да. Наверное, высокие слова, но, тем не менее, основная забота наша с вами, это наши дети, никуда не деться, ради кого мы живем. А почему? Потому что дети наше будущее, будущее державы. Высокие слова? Высокие. Но это так, тут ничего не сделаешь. И все наши заботы все равно о нашей державе, о наших детях. У меня замечательная есть реплика в спектакле "Жиды города Питера", пускай слушатели не вздрагивают.
К. ЛАРИНА: Это Стругацкие?
Л. ДУРОВ: Я просил их изменить название, они сказали – у тебя в пятом пункте анкеты другое слово стоит, у нас написано – еврей, мы лучше знаем, как назвать пьесу. И там есть такая фраза. Когда маму вербовали в органы, она сказала "нет". Тогда ее спросили, что вам дороже, родина или семья? И она, не задумываясь, сказала, конечно же, семья. Кажется, какая непатриотическая мама! Наоборот. А из чего состоит держава? Она из семей и состоит. Чем красивее, благополучнее семья, тем лучше страна. Вот и все.
К. ЛАРИНА: Вы меня извините за сравнение. Хотя нет, мне кажется, вы со мной согласитесь. Весь американский пресловутый патриотизм, очень искренний, в отличие от нашего, фальшивого, как раз построен на семейных ценностях. Они этим занимались в течение многих-многих десятилетий. Вспомните все фильмы, начиная с "Унесенных ветром", про что, да?
Л. ДУРОВ: А как вы сидите, как завороженные смотрите. Или "Это было в Нью-Йорке". Я мучительно думаю, опять делаю оплошность. А, я не назвал композитора! Сергей Корнилов, замечательный композитор. Я совершенно случайно услышал его музыку. У меня в "Лисе и винограде" Павленко Анатолий, профессиональный музыкант, профессиональный барабанщик работает, он мне порекомендовал его. Я послушал, просто был поражен, и пригласил Сережу Корнилова. Замечательная музыка! Приходите, послушаете.
К. ЛАРИНА: Премьера 27 сентября.
Л. ДУРОВ: Да. Все нормально, потому что я успеваю, есть технические проблемы, мы их решим.
К. ЛАРИНА: Я думаю, что Вы вряд ли ограничитесь одним названием сегодня, поскольку исполняете роль главного режиссера. Конечно, на труппе предложили людям какую-то программу жизни?
Л. ДУРОВ: Конечно, есть планы, которые жестко выполняются. Сейчас режиссер Самгин, у нас такая, я говорил, устремленность к молодежи, репетирует Нушича "Славянские безумства". Он уже и макет показал. И с большим увлечением актеры работают. Потом будет режиссер Агеев ставить пьесу Екатерины Садур, младшей Садур, она называется "Ученик ритмики". И потом будет Ольга Субботина ставить Олешу.
К. ЛАРИНА: Что?
Л. ДУРОВ: "Заговор чувств".
К. ЛАРИНА: Боже мой, как интересно.
Л. ДУРОВ: Вот такая программа, она выполняется.
К. ЛАРИНА: Все известные ребята, режиссеров вы назвали, это то самое поколение молодой режиссуры, которая сегодня уж очень востребована.
Л. ДУРОВ: Вот мы такую создали программу, ее представили. Она нашла поддержку и внутри коллектива. Раз уж мы до этого конфликта коснулись, в нем, конечно, принимал участие и комитет по культуре правительства Москвы. Они, проанализировав все, оказались на нашей стороне, они нас поддержали, нашу программу. И Сергей Ильич Худяков, министр культуры Москвы, человек очень театральный, который просто грандиозно знает театр, знает всех режиссеров. Когда мы ему этот список предложили, он сказал, господи, здесь все замечательные молодые режиссеры, давайте-давайте. Нет, все равно, официальная поддержка не так важна. Денег в театре все равно мало. Просто говорю, названные нами фамилии были с улыбкой восприняты и в правительстве Москвы.
К. ЛАРИНА: Я так понимаю, все равно вы будете искать нового главного режиссера.
Л. ДУРОВ: Конечно.
К. ЛАРИНА: Давайте, мы начали свой разговор с Товстоногова и с БДТ. Давайте обратим внимание, сколько лет прошло со смерти Георгия Александровича, Кирилл Юрьевич Лавров, молодчина настоящий, как солдат на себя это все взвалил, и тянет, и тащит, и сохранил театр. Но при этом так и не нашел главного режиссера, уж сколько там было замечательных имен, но так, чтобы поставить на художественное руководство, невозможно. Как вы думаете, это кризис людей и талантов, или в чем-то другом дело?
Л. ДУРОВ: Да, это, наверное, время диктует эти законы. Исчезновение кого-то и появление кого-то. Как-то однажды, не буду говорить кто, давно, пусть сначала выпускают хорошую колбасу, потом мы будем ставить хорошие спектакли. Это неправильно, неверно. 1920-30 гг. были чудовищно голодными, но, тем не менее…
К. ЛАРИНА: "Принцесса Турандот" до сих пор идет.
Л. ДУРОВ: Какую плеяду грандиозных художников. И какие театральные были постановки. Так что, это ничего не определяет, в том-то и дело. Поэтому вы спрашиваете, а я вам не могу ответить на этот вопрос. Не знаю. Все идет такими волнами то падения, то ренессанса. То куда-то все проваливается, то опять возникает. Вы можете себе представить, когда я входил в студию МХАТ, к студентам, все студенты разных курсов приходят, с четырех курсов. С кем за руку я здоровался - Борисов, Евстигнеев, Высоцкий, Доронина, Козаков, Табаков, Кваша…
К. ЛАРИНА: Ефремов.
Л. ДУРОВ: Нет. Ефремов уже работал, он преподавал. Кваша, Зимин, Губанов, Харитонов, Харитонова, и я сейчас половину не вспомню. Вы представляете, какая была плеяда студентов, которые потом все стали ведущими актерами. Олег Анофриев, мой однокурсник. Стали ведущими актерами стольких театров! И в Киеве. Тот же Олег Борисов начинал в Киеве, а потом переехал в Питер, в Москву. Вот такая плеяда. А потом вдруг нет, не было таких наборов, что-то…
К. ЛАРИНА: Почему?
Л. ДУРОВ: А вот я вам это и говорю, волны.
К. ЛАРИНА: Вы думаете, время виновато?
Л. ДУРОВ: То цунами, то полный штиль. У меня есть такое шуточное. Может быть, на меня многие обидятся. Тогда МХАТ, Малый театр, Вахтанговский, это была аристократия. Я больше эту аристократию знаю по МХАТу, Качалов, Москвин, Тарханов, Добронравов, Хмелев. Мы разночинцы, да, мы ломали каноны, убрали занавес. Мы, я говорю обобщенно "мы", следующее поколение. Мы разночинцы, мы утеряли ту могучую культуру, которая была в тех театрах, мы даже ее сами разрушали умышленно. Диктовали новые условия игры, новые оформления, публичность репетиции. А сейчас на смену нам идет ПТУ, пусть не обижаются. Да-да. Рынок. Все чаще слышу слово, деньги-деньги, а сколько мне заплатят. Но это не только в театре. Скажите, сейчас можно поднять целину или построить БАМ? Скажут, чего-чего, какой патриотизм?
К. ЛАРИНА: За большие бабки, пожалуйста.
Л. ДУРОВ: Скажут, сколько-сколько? Сколько-сколько? И вынут из-за пазухи пистолет.
К. ЛАРИНА: Этот вопрос зачем, здесь я не соглашусь, мне кажется, что возможно все сегодня, лишь бы объяснили, зачем. Ведь тогда же… О чем вы говорите!
Л. ДУРОВ: Как зачем. Они не знают, зачем они идут в театральное училище, несмотря на то, что они знают, что это не очень престижная профессия.
К. ЛАРИНА: Ну кто-то же знает. Вы знаете, какой критик, Лев Константинович, говорит - я вообще все ненавижу, что показывают по телевизору, все эти артисты от 20 до 30 с красивыми попами.
Л. ДУРОВ: Я вам и говорю объективную картину.
К. ЛАРИНА: Подождите, вопрос к вам. А может быть, дело все в учителях? Ведь вы что, скажете, что ПТУ у Фоменко студенты, у Петра Наумовича?
Л. ДУРОВ: Конечно, в учителях, еще бы.
К. ЛАРИНА: Или у Олега Павловича Табакова.
Л. ДУРОВ: Значит, они или творчеством, или как Олег Павлович может и творчеством и довольно жесткой рукой сказать, что это такое, а ну-ка тихо, а ну-ка занимайтесь только этим, и никаких разговоров.
К. ЛАРИНА: Значит, дело в учителях все-таки?
Л. ДУРОВ: И в них, конечно. Но этак можно кивать только на родителей и снимать с себя ответственность. Тоже опасно сказать. Ага, родители за все отвечают. А они родители, и Фоменко родитель, и Табаков родитель. А самосознание, а самосоображение, куда ты пришел и ради чего ты пришел, какова твоя миссия. А это разве не важно?
К. ЛАРИНА: Это очень индивидуально, каждый решает для себя.
Л. ДУРОВ: Ну конечно.
К. ЛАРИНА: Надо найти время для такого разговора с самим собой. Хотя если говорить о суете, а ваше время, телевидение, радио, ну не было там, допустим, антрепризы, но при этом суета была, еще какая!
Л. ДУРОВ: У нас в Центральном детском театре в каждой гримуборной шла репетиция очередного телевизионного спектакля. Я участвовал…
К. ЛАРИНА: Вот, пожалуйста.
Л. ДУРОВ: Даже меня никто не поздравил, черти. Я участвовал в самом первом драматическом спектакле телевидения в 1952 году. Да, мы играли китайцев, я был китаец.
К. ЛАРИНА: Это что за спектакль?
Л. ДУРОВ: Он назывался, китайский спектакль "Когда запоет кукушка", Евгений Перов играл директора какого-то института. Тогда были дружба с Китаем невероятная. Помните, пол-Москвы ходило в их мундирах, раскосенькие и в кепочках синеньких.
К. ЛАРИНА: Я вас поздравляю.
Л. ДУРОВ: Спасибо.
К. ЛАРИНА: Вы у истоков стояли.
Л. ДУРОВ: Правда, я там опростоволосился. Но ничего, не буду рассказывать.
К. ЛАРИНА: Поскольку времени мало, хочу обратиться к телеграммам, которые приходили за время нашей передачи. Я хочу, чтоб мы поняли, что поняли наши слушатели.
Л. ДУРОВ: Не стесняйтесь, не читайте мне только хорошее.
К. ЛАРИНА: Пожалуйста. "Глубокоуважаемый Лев Константинович, а если бы в 1991 году Вы и некоторые другие искренние интеллигенты не пошли, может быть, мы и не потеряли бы сейчас наш театр? Давайте поразмыслим, только честно. Елена Гавриловна". То есть ставит под сомнения все завоевания, в том числе то, за что вы получили медаль.
Л. ДУРОВ: Понятно. Ради бога. Тогда я просто сказал, я пошел на войну, я понимал, что это дело серьезное, а не просто так, я пошел защищать свою собственную честь и достоинство. Я не хотел, чтобы к власти пришли люди, которые вернут к жизни то, в чем мы жили очень долго. Ту самую страшную диктатуру, там бы мы потеряли все. Я в этом абсолютно уверен. Мы вернулись бы "туда". А кто не знает, что было "там", это их счастье.
К. ЛАРИНА: Или не помнят. Так.
Л. ДУРОВ: Давайте-давайте.
К. ЛАРИНА: "…оскорбляете…". Никого я не оскорбляю, про американский патриотизм, мне кажется, никого я здесь не оскорбила. Нам поучиться бы их патриотизму, вот скажите.
Л. ДУРОВ: У американцев? Да вы что, на каждом доме флаг. Я проезжал мимо кладбища в Америке и вижу, что такое, все во флагах. А это все, у кого кто-то погиб в войне, приходят в день поминовения и ставят флаг на могилу.
К. ЛАРИНА: Их никто по радио не призывает к этому.
Л. ДУРОВ: Нет.
К. ЛАРИНА: Так что, действительно, стоит поучиться?
Л. ДУРОВ: Патриотизму? Да.
К. ЛАРИНА: По поводу Анны Каменковой спрашивают у вас, почему она в театре больше не работает.
Л. ДУРОВ: Она очень давно по собственной инициативе ушла. Я не знаю. Был спектакль, который ставил ее муж, Спивак Толя. Потом она работала в Школе современной пьесы очень хорошо. Когда мы с ней встречаемся, мы просто обнимаемся, мы с ней остались друзьями. Она замечательная актриса, замечательный человек.
К. ЛАРИНА: "Объясните, пожалуйста, ради кого жить, если детей нет?"
Л. ДУРОВ: Много, ради чего можно жить. Да ради жизни. Вы знаете, а сколько детей нас окружает? Сколько у вас есть друзей? Не может быть, чтобы ни детей, ни друзей…
К. ЛАРИНА: Любимая работа.
Л. ДУРОВ: Конечно.
К. ЛАРИНА: Творчество.
Л. ДУРОВ: Нет, когда спросили Виктора Сергеевича Розова, а в чем счастье бухгалтера, он сказал, а в том может быть, что бухгалтер как никто умеет красиво сопоставлять цифирки, и у него в конце что-нибудь получается. То есть относиться надо творчески ко всему, и к жизни тоже. Что вы, солнце светит, трава зеленая – уже счастье. Даже если нет своих детей, в сквер садишься, чужие дети кричат, и уже хорошо. Радуйся.
К. ЛАРИНА: "Лев Константинович замечательный, я очень люблю, и желаю ему успехов в театре. Надеюсь увидеть и в кино". Пишет Марина из Челябинска.
Л. ДУРОВ: Спасибо, Марина из Челябинска.
К. ЛАРИНА: "Можно поставить, - это вопрос не для последних минут эфира, вопрос просто концептуальный, - можно ли поставить спектакль для людей разного сословия с разным интеллектом, где бы каждый проживал все чувства, обиды, страхи, любовь, раздражение, чтобы это было понятно каждому?". Любовь задает нам вопрос, хороший.
Л. ДУРОВ: Приходите 27-го на Малую Бронную на премьеру. Это для всех. Вообще, искусство для всех. Если это настоящий спектакль, если в нем заложены замечательные большие мысли, или мы вас призываем к какому-то сопереживанию, где вы будете и смеяться, и обязательно плакать, а это тоже непременно, так и называется: драматический театр, "драма" как раскат грома. А уж если мы сумеем кого-то потрясти, это будет совсем замечательно. Я, по крайней мере, знаю, как люди после прогона выходят и вытирают слезы. Это уже мое достижение. Значит, что-то я делаю такое, ради чего стоит жить. Вот люди придут, и сопереживут чужую судьбу как свою.
К. ЛАРИНА: Спасибо вам большое. Мы сегодня говорили о многом, о жизни, о любви, о театре. И Театр на Малой Бронной вас ждет, уважаемые друзья. А я все-таки еще в конце напомню, что Льва Константиновича можно-таки видеть на сцене Театра Школы современной пьесы, где он принимает участие в разных спектаклях и клубных вечерах, особенно хорошо там, просто необыкновенно.
Л. ДУРОВ: Спасибо, я вас жду и люблю